«А что я ожидала услышать — после того что я сделала?»
— Нет, Дар, с ним все в порядке. Он замечательный. Он твой. Наш.
Взгляд Дармана не отрывался от ее глаз. Он смотрел, уже не мигая, и втягивал воздух сквозь зубы, словно собираясь закашляться. Этейн не могла почувствовать, что он собирается делать дальше. Теперь ей было страшно. Она знала что это потрясет его, но оказалось что он совершенно потерял голову.
— И ты не сказала мне? — наконец проговорил он. — Ты даже не думала мне рассказать?
Все было куда хуже. Надо ли ему знать, что она это сделала сознательно? Да, он должен знать, потому что она не может жить с ложью. Он и Кэд теперь были всей ее жизнью. Секретов быть не может.
— Я знала, что если я расскажу тебе, что я беременна — ты будешь нервничать, а тебе на фронте не нужны лишние волнения. — Не было смысла объяснять что ее остановил Скирата. Она обманывала Дармана с самого начала, планируя зачатие, уверив его в том, что нет риска беременности. Это была ее ошибка: она одна должна за нее расплачиваться. — А потом я не знала, когда тебе рассказать. И я боялась, что это обнаружит Совет Джедай, по многим причинам — что они меня выгонят, что они могут отобрать у меня Кэда..
— Это… так его зовут?
— Да. Кэд. Я звала его Венку, когда он родился, но потом ты сказал, что тебе нравится «Кэд», как имя для сына, помнишь? Когда… — Этейн запнулась. Она помнила — когда был тот разговор, и уже не хотела бы про него напоминать. Приближалась развязка. — …Мы говорили про имена.
У Дармана была отличная память. Не идеально эйдетическая, как улучшенная память «Нулевых», но помнил он ясно. Когда. Когда Скирата представил Кэда команде в качестве своего внука. Теперь оказалось, что и Кэл'буир в этом сидит по горло.
— Это был мой сын. — проговорил он. Этейн едва могла его расслышать. Он говорил почти что про себя. — Мой сын.
— С ним все в порядке, Дар. — Она потянулась и попыталась взять его за руку, но он не сжал ладонь в ответ. Ей было слишком страшно, чтобы пытаться сейчас его обнять, хоть она и не могла сказать — чего она боится. Сейчас он был похож на готовую распрямиться пружину. — Теперь можно признаться, Дар. Прости. Мне очень жаль. Я не должна была так поступать, я знаю, но я так хотела, чтобы у тебя был сын, чтобы у тебя было будущее. Ведь этого хотят мандалорианские мужчины, правда? Наследников.
Дарман, казалось, не догадывался, что это было намеренным и подкрепленным Силой, но это смахивало на то, как не замечают вьюгу на фоне лавины несущейся по склону горы. Он просто отшагнул от нее, медленно поднес ладони к лицу и стиснул ими нос, словно не хотел что — то вдохнуть
— Дар?
Он выпрямился, опуская руки.
— Я последним узнал, что он мой сын? — Судя по его виду, он проиграл в голове все разговоры, начиная с того дня, когда они стояли в квартире Бесани, умиляясь новому пополнению в семье Скираты. Скирата даже официально усыновил Дармана, в своем быстром и решительном мандалорианском стиле. А Дарман говорил ей, что он еще не готов быть отцом. Если он это все вспомнил, то сейчас он должен был быть в смятении. Но она ничего не могла в нем почувствовать. — Этейн, все знают — кроме меня?
— Нет. Только те, кому надо знать ради безопасности Кэда.
Дарман помедлил, рассеянно глядя на койку и начал пристегивать бронепластины.
— Значит, все, кроме меня и команды.
У Этейн не было причин думать, что он мог причинить ей вред, но как и у всех очень сильных, очень мускулистых мужчин, вид у него мог быть и успокаивающим и угрожающим, и сейчас он необъяснимо пугал ее. Дело было в тишине — во всех смыслах, в отсутствии звука и в отсутствии эмоций в Силе. Он поднял шлем, а затем, словно передумав его надевать, сунул его подмышку.
— Дар, когда ты будешь готов об этом поговорить… — начала она.
Он обернулся от дверей.
— Я просто хочу немного пройтись. — хрипло ответил он. — Слегка соберусь с мыслями.
Она вслушивалась, затаив дыхание, пока наконец не перестала слышать его шаги в коридоре. Потом она включила комлинк и вызвала Скирату, чтобы сказать ему что она сделала.
ГЛАВА 8
«Разумеется, клоны страдают. С чего вы взяли, что это не так? Они находятся на войне больше двух лет без перерыва, и это тяжелая война. Вопрос не в том — проявится ли боевой стресс, вопрос в том когда он проявится; если бы ВАР была набрана из обычных людей, у вас бы сейчас просто не было действующей армии. Клон — солдаты — это оптимизированные люди, и во всей популяции лишь два процента могут быть настолько жесткими, выносливыми и агрессивными, как они. Но ломайте их так вот день за днем, не давайте им передышки, не давайте им выспаться, не обеспечивайте их поддержкой и не давайте возможности выпустить пар — и даже они, в конце концов, сломаются.
Доктор Мидж Гиламар, Куэ'валь Дар и медицинский советник бригады СО, комментируя заявление Министерства Обороны Республики о том, что клоны, в отличие от прочих людей, не подвержены боевому стрессу, потому что они не знают иной жизни, и были рождены для боя.
Общая палуба «Н», станция ВАР «Нерриф», время — 1910 ГСВ, 996 дней после Геонозиса.
Достоинства полностью закрытого шлема сейчас были как никогда очевидны для Дармана. Он мог сидеть и кипеть от злости, на виду у любого проходящего мимо солдата, и пока он не пошевелится — никто ничего не заподозрил бы.
В этих временных казармах уединения почти не было. Команда «Омега» набилась в открытую каюту на четверых, изображая картину спокойствия и отдыха, но внутри их бу'шей открылась тайная арена для тяжелого разговора. Единственным ее недостатком была необходимость подавлять реакции тела; но это было умение, которое осваивали все клоны, с того момента как понимали что они могут укрыться в своей броне и создать личное пространство, куда не смогут вторгнуться каминоанцы. Дарман хотел бы знать — многим ли джедаям — генералам было известно, что привычное «Вас понял…» не имело ничего общего с комментариями, которыми обменивались братья по закрытой связи, вдали от офицерского слуха.
— Шаб, Дар, что ты собираешься делать? — поинтересовался Атин.
— Не знаю. — За прошедший час он не придумал ничего, кроме этого. Он даже не знал — злится ли он. Самым близким к этому, что он мог вспомнить — это было ощущение, которое пришло когда Джай, Вин и Талер разом погибли в скоротечной и безжалостной невидимой схватке — неверие, оцепенение, физически ощутимая боль в груди и полная неспособность думать здраво. — Я просто не знаю.
— А ему и не надо ничего делать. — Найнер вошел в роль сержанта, пытаясь быть гласом рассудка в смутное время. — Он тут ничего сделать не может. Ребенок — существует. За ним присматривают. Уставов, которые бы говорили, что он не может быть отцом ребенка — нет. И Этейн не требует с него кредиток на ребенка, верно? Так что все, что ему надо — это смириться с фактом, что ей до криффа приспичило завести от него ребенка, и она не собралась ему рассказать.
— Ну, тогда ничего особенного. — сказал Атин сложивший руки на груди. Поза была удобной, для того чтобы не делать жестов, которые могли бы дать чужакам понять что тут что — то происходит. — Он просто может чувствовать себя преданным. Он может с этим справиться.
Во время разговора Корр держал рот на замке. Он мог быть невыносимо разговорчив на менее личные темы, но он знал когда остановиться. В такие моменты Дар чувствовал как в Корре проступает настоящая суть. И он все больше был ему благодарен за это.
Дарман безрассудно влез на ту территорию, о которой раньше не смел и думать.
— Кэл'буир знал.
— Угу. Но ты же говорил, что Этейн окажется в серьезном осике, если джедайская полиция нравов ее сцапает. — Найнер явно намеренно подбирал смягчающие обстоятельства. — Разве они не забирают детей — джедаев? У нее были свои причины.
Но она рассказала ему, и Кэд не оказался в меньшей опасности. То, что ребенок был чувствительным к Силе, или как там они это называли — было предположением. Это не делало его джедаем. Дарман хотел бы услышать несколько здравых слов от Джусика. У него нашлись бы ответы; и даже если бы не нашлись — он все равно подобрал для ситуации бы несколько мудрых слов, которые могли бы заставить Дармана увидеть в этом светлую сторону и собраться с духом. Он поразился тому, что ему не пришло в голову в первую очередь излить душу Скирате.