Г о р ь к и й (перебивая). Приедет ли?
Л е н и н. Приедет.
Г о р ь к и й. Медлит…
Л е н и н. Завтра — штурм!
Г о р ь к и й (в раздумье). Олимп — привычен… Женевский Олимп… По-человечески если! Ни горечи сомнений… Ни риска возможной утраты, а то и краха того, что исповедовал, чему учил, чем жил эти четверть века эмиграции… Спускаться с таких высот? Чисто по-человечески-то… А? Владимир Ильич?
Л е н и н. Да ведь это — Плеханов… Алексей Максимович — Плеханов! Посчитаем-ка: Радищев… Герцен… Чернышевский… Плеханов!
Г о р ь к и й. Предчувствую… не приедет!
Л е н и н. Встретить победу революции?!.
Л е н и н в своем кабинете в Кремле. Он неподвижен у карты России, висящей на стене…
Л е н и н (глядя на карту). Две трети… Нет! Три четверти… Три четверти государства — у врага… Врагов!.. Три четверти… (Обводя рукой центр: Москву, Петроград…) Остров… Островок!.. (Отходя от карты.) Если пришлось бы снова пережить седьмой год, еще раз… Хватило бы сил?.. Да или нет?.. (После паузы.) В декабре… да, в самом конце… в конце седьмого года покину Питер… Россию… кажется, последним?.. Все было кончено, надежд не оставалось… Ровно никаких надежд… Провалюсь под лед пролива в Финляндии… Уходил от погони… спешил на пароход в Стокгольм… Снова Швейцария… Женева… Кафе Ландольта…
1908 год, начало января. Женева. Л е н и н и В а с и л ь е в - Ю ж и н за столиком в кафе Ландольта. В глубине щебечет ю н а я п а р о ч к а. Маскируясь под завсегдатая кафе, время от времени появляется н е и з в е с т н ы й г о с п о д и н.
В а с и л ь е в - Ю ж и н. А если бы погибли?!
Л е н и н. Когда лед стал уходить из-под ног, мелькнуло: «Эх, как глупо приходится погибать».
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Ах, Владимир Ильич, Владимир Ильич…
Л е н и н. Не утонул, вот и хватит об этом… Как устроились в Женеве?
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Как сказать… Владимир Ильич, как же вы решились пролив переходить по такому льду, да еще с подвыпившими провожатыми? Неужели трезвых финнов не нашлось?
Л е н и н. Трезвые не соглашались.
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Почему?
Л е н и н. Лед-то еще слабоват был. На редкость теплая зима выдалась в этом году в Финляндии!..
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Что бы вам подождать еще пару морозных дней!
Л е н и н. И дождаться, пока охранка сцапает? Прямо по пятам от самого Питера шли… господа хорошие! С кем бы тогда вы сейчас кофе пили, Михаил Иванович?
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Эх, Владимир Ильич… Не до шуток!
Л е н и н. Я не шучу… Какие уж сейчас шутки? (С болью.) Точно в гроб ложиться сюда приехал!.. (После паузы.) А там, в России… Что сейчас там? В России…
Неизвестный господин, отойдя от стойки, проходит вблизи столика Ленина и Васильева-Южина.
И еще эта фигура! Дать бы ему по физиономии… От души!
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Хорошо бы!
Л е н и н. Просто руки чешутся, знаете ли!
В а с и л ь е в - Ю ж и н. И не говорите…
Л е н и н. На Невском проспекте окружили меня сразу четыре шпика, вот-вот арестуют, как ушел — до сих пор не понимаю! Так у тех хоть лица были свои, расейские…
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Если еще подойдет — о чем говорим? О природе?
Л е н и н. Можно и о природе… (Глядя на третий, оставшийся свободным стул за их столиком.) Старый знакомый!..
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Стул? Этот?
Л е н и н. Здесь сидел Георгий Валентинович… Тогда мы с ним впервые встретились… (Передвигает «плехановский» стул так, чтобы тот оказался напротив его собственного.) Было это еще в девяносто пятом году… (Словно восстанавливая обстановку памятной ему встречи, убирает со столика лежащую газету, передвигает вазу с цветами…) Говорили о близкой, как казалось, революции…
В а с и л ь е в - Ю ж и н (резко). А в девятьсот пятом? Когда все рвались правдами и неправдами в эту революцию? В Россию? Товарищ Плеханов отправился в другую сторону! Отбыл с супругой в Лозанну, к светилам медицины, для консультаций и обследований… И, говорят, светила не рекомендовали товарищу Плеханову «петербургский климат»!
Л е н и н. Это не остановило бы его…
В а с и л ь е в - Ю ж и н. Что остановило? Узнал о первых арестах, о переходе снова на нелегальное положение, и вовсе счел… нецелесообразным?!