В ближнем правом углу были свалены вещмешки и дорожные сумки, на которых возлежал средних габаритов дремотный мужлан чуть за сорок – ровесник Иванова. Мужлан был бос, обрит наголо, одет в линялые штаны от «афганки» и табельную майку с прозеленью, даже не второй свежести. На левом плече бледненькая татушечка: оскалившийся тигр и надпись «ОКСА», на шее – грязная марлевая повязка.
Мужлан был занят сразу тремя делами – посасывал гигантскую козью ногу с шалой[26], лузгал семечки из трехлитровой банки, мастерски сплевывая на сторону, и внимательно наблюдал за поединком.
Поединщики были представлены двумя крупными экземплярами, разница в возрасте и весе, соответственно, примерно десять лет и пятнадцать кило. Камуфляжные штаны, мокрые от пота табельные футболки, багровые физиономии. Что характерно, как и мужлан с шалой, оба босые. Слева от входа стояли в ровненькой шеренге три пары кроссовок – две сильно ношенные, одна совсем новенькая, рядом лежало оружие и «разгрузки» с боеприпасами, также в трех экземплярах.
Ратоборствующие топтались во втором отсеке, пыхтели как паровозы – устали порядком, и постоянно перемещались, мелькая то в межкомнатном дверном проеме, хронически лишенном двери, то в большущей неровной дыре слева. Это доставляло мужлану на вещмешках изрядное неудобство: чтобы быть в курсе, приходилось водить лысым черепом справа налево. Шея, видимо, не работала, двигался весь корпус, и оттого мужлан был здорово похож на китайского болванчика – у Иванова был такой в детстве, когда жил с родителями в Харбине.
– Ты кто? – покосившись на пришельца всем корпусом, поинтересовался мужлан.
– Петрович я, – ответил Иванов, с ходу подстраиваясь под обстановку. Ясный пень, тут буром переть и на горло брать – только делу вредить. Можно в дыню схлопотать, а то и увечье получить. Увечья Иванов не любил, у него на госпиталя, как и на «Донтабак», была устойчивая аллергия.
– Глебыч, – кивнул мужлан и протянул гостю самокрутку. – Ммм?
– Не курю. – Иванов изобразил благодарственный жест и ткнул пальцем в сторону драчунов: – Молодой хорошо держится. При такой разнице в весе…
– Это Гесс хорошо держится, – с ленивой растяжкой опроверг Глебыч. – Если б не опыт, пацан бы давно его уж утоптал – смотри, какой прыткий. А ты кто, Петрович?
– Человек я. Православный.
– Не, это понятно. А че пришел?
– Да так… командиром к вам направили. Вот, хожу, осматриваюсь.
– Гхм-кхм… – Глебыч аккуратно притушил самокрутку об стену, поставил банку на пол, встал и, застегнув верхнюю пуговицу на ширинке, рявкнул: – А ну, хорош скакать! Командир пришел!
Младший драчун понял команду буквально: тотчас развернулся и изобразил строевую стойку, прижав руки к бедрам.
– Оп! – Старший – опытный воин, воспользовавшись моментом, коварно лягнул соперника в пах.
Соперник, побледнев, скрючился и рухнул на колени, схватившись за промежность.
– Оп! – Опытный воин легонько добавил кулачищем по затылку, повергая соперника ниц, и наступил ногой на горло. – Пи…дец! «Двухсотый».
– Хррр!!! – Молодой пустил пузыри и слабенько шлепнул ладонью по полу – сдаюсь, мол. «Двухсотый» так «двухсотый».
– Ладно, живи, – разрешил старший, убирая зловещую стопу с горла поверженного и протягивая ему руку. – Правило номер один: хороший враг – мертвый враг. Сражайся, пока не убедишься, что он труп. И ни на что не отвлекайся! Пусть небо обрушится на землю – отвлекаться нельзя, пока не убедишься, что твой враг отдал концы. Вставай давай – че разлегся!
– Подполковник Васильев, – представился Глебыч. – Семен Глебович. Инженер.
– Родственник, что ли? – Иванов удивленно приподнял правую бровь и кивнул на дверь.
– С кем? А, с этой… Не, однофамильцы.
– Понял. – Иванов почесал затылок и с интересом уставился на инженера. Про Глебыча он был наслышан, это уникум в своем роде, но видел в первый раз. Вот, значит, ты какой, пятнистый олень…
– Майор Петрушин, – напомнил о себе победитель турнира, сделав два строевых шага к гостю и энергично стукнув себя подбородком в грудь – чуть шею не вывихнул. – Евгений Борисович. Можно просто – Женя. Седьмой отряд. Чемпион команды по эрбэ[27]. Салага не возражает?
– Гхрр… – Салага, шатаясь, поднялся с пола и томно кивнул – чемпион так чемпион. – Кхе-кхе… Лейтенант Кочергин. Кхе-кхе… Сергей. ГРУ. Кхе…
– Очень приятно. – Иванов поочередно со всеми поручкался, чуть дольше положенного задержав взгляд на Петрушине – о подвигах этого типа он также был наслышан. Вот это порезвилось руководство! Не команда, а кунсткамера какая-то… – Гхм… Полковник Иванов. Сергей Петрович. Контрразведка округа. Эмм… Васильева!
На зов явилась задумчивая капитанша. Встала у двери, ручки сложила на груди, носик сморщила. Да, воняет тут у вас. Одно слово – варвары.
– Как звать?
– Лиза.
– Бедная?
– Есть такой грех. – Лиза со вдохом поправила прическу, шагнула к оконцу, легонько толкнула его – вывалилось, на фиг, вместе с рамой. Проветривание помещения называется. – Бедная Лиза, да… Была б богатая – разве торчала бы тут с вами?
– Ничего, у вас еще все впереди, – обнадежил Иванов. – Ну вот. Завтра к утру еще двое подтянутся – и команда в сборе. Так… Должна еще быть группа маттехобеспечения: два прапора и водила – сверчок[28]. Те, что в кузове лежат… это оно?
– Возможно, – опять врастяжку произнес Глебыч. – Но не факт.
– Не понял?
– Когда мы пришли, оно уже тут стояло, – объяснил Петрушин-победитель. – Оно лежало. Оно уже такое было.
– А сверчок?
– Не было, – утвердительно кивнул корпусом Глебыч. – Точнее – не видели. Лиза, водилу не видела?
– Не видела. – Лиза высунула носик в оконце и вздохнула полной грудью. – Но он был.
– Откуда данные? – прицепился Глебыч. – Ты ж не видела?
– Прапорщики пьяные, в кузове, машина заехала недавно. Она что – сама по себе заехала?
– Логично, – согласился Иванов. – Ладно, разберемся. Так… Так-так…
– Что будем делать, командир? – подсказал Петрушин.
– Жить будем, – оптимистично заявил Иванов. – Прежде всего приведем в порядок быт. Потом все остальное.
– С кем жить? – Петрушин недвусмысленно облизал Лизу призывным взором. – Где и как жить?
– Я, Глебыч и психолог – завтра с утра подтянется – в этом гадюшнике, – определился Иванов. – Товарищ Петрушин, представитель спецназа ГРУ и еще один разведчик – с утра подтянется – во втором гадюшнике…
– Я не представитель, – заскромничал побежденный лейтенант. – Я уже объяснял коллеге, что спецназ ГРУ – небольшая частичка ведомства. А я офицер аналитического отдела…
– Да я и говорю, вэвэшный спецназ – круче гэрэушного! – не в тему подбоченился Петрушин. – Били и будем бить…
– Короче! – слегка возвысил голос Иванов. – Мы теперь все в одной упряжке. Попрошу без этого… без всякого. Лиза у нас за связь отвечает – обустраивайтесь в кунге кашээмки. Дырчик[29] мы вам закажем. Вот, собственно…
– Прапора и контрактер? – напомнил Глебыч.
– Блиндаж. – Иванов мстительно прищурился. – Как проспятся, пусть обустраиваются. Предупреждаю всех: спиртное употреблять только по моей команде. Я не аскет, на горло наступать не стану, но прошу соблюдать некое подобие офицерской этики. И еще… Глебыч, я не курю.
– Нет проблем. – Глебыч ленивым щелчком шибанул «козью ногу» в оконце. – Вы не думайте, я не злоупотребляю. Так – балуюсь.
– Ну и славно. А зачем майора обидели?
– Крыса штабная. – Петрушин презрительно оттопырил нижнюю губу. – Писарчук. Чмо, короче.
– Ну и что – писарчук? Каждый труд достоин уважения. Нормальный парень, без чванства – вон, мешок помог нести…
– Да хам он. – Глебыч почесал нос. – Правильно обидели. Пусть спасибо скажет, что в дыню не выписали…
– В смысле – хам?
Инженер охотно пояснил суть штабного хамства. Оказывается, майор на вполне миролюбивый вопрос сидевшего без знаков различия Глебыча «Ты кто?» побагровел, вытянул руки по швам и рявкнул, что он офицер штаба объединенной группировки. И попросил не тыкать. Ну и послали, естественно. А! Еще Петрушин предложил пари, что уделает майора за четыре секунды – в спарринге, без обуви. То есть четыре секунды от команды «понеслась!!!» и до отправки вышепоименованного майора в полный нокаут. Но это же была шутка – понимать надо…