Фрикк ехидно рассмеялся и сказал:
— Что вы говорите?! Они могли воодушевиться собственными поступками, когда осенью тысяча девятьсот восемнадцатого года так подло нанесли Венгрии удар в спину и, опьяненные успехом, присоединились к чехам?
— Да, такое было! — решительно сказал Марошффи. — Мне в Эперьеше объяснил суть дела один молодой учитель, словак по национальности.
— Вот как? — удивился Фрикк. — Вы, возможно, сможете процитировать то, что услышали от него? Ну хотя бы самое главное? — Говоря это, прокурор рукой поглаживал дневник Марошффи. — Об этом вы в своем замечательном дневнике и словом не обмолвились. — В голосе Фрикка послышалась открытая насмешка.
— Я не люблю писать о вещах, хорошо известных и без того, — небрежно бросил Марошффи ему в ответ. — Я даже не уверен в том, что вы поймете суть дела, ведь в ходе битвы могут меняться цели, а нередко даже союзники. Чешские чиновники и чешские рабочие в своем желании освободиться от оков монархии хотели одного и того же. Следовательно, в тот момент они являлись нашими союзниками. Однако положение изменилось, когда чешское население захотело иметь нового союзника. Тогда наши союзники превратились в наших противников. Чешский буржуа вместе с французским буржуа пошли дальше русских буржуа в своей борьбе против венгерских и русских рабочих. Чешские и словацкие рабочие руководствовались собственным инстинктом, когда признали в русских и венгерских рабочих своего нового союзника. Это было великим словом в тот период, когда у многих чешских и словацких пролетариев еще не погасло первое опьянение освобождением.
Фрикк сердито махнул рукой и выкрикнул:
— Оно и сейчас еще не угасло!
— Как же, есть такие, которые остались до сих пор пьяны от него. Однако это не распространяется на тех словаков, которые установили в Эперьеше Советскую власть. Таких много было и в Пожони, и в Брюне, и в Праге. Наша ошибка состоит в том, что мы не боролись за них и дальше. Но не все еще упущено…
— Замолчите! — грубо оборвал его прокурор. — Меня сейчас не интересуют ни чехи, ни словаки! Меня интересуете вы. Ваши заметки свидетельствуют о том, что вы продали нашу нацию. Уже тогда, когда восхищались Каройи. Мне жаль, но я должен сказать, что уже тогда вы продали свою родину!..
— Неправда! — выкрикнул Марошффи. — Я поддерживал Каройи в интересах родины. Нас довел до гибели союз с немцами. Каройи провозгласил новую ориентацию, и я поверил в то, что ориентация на Запад может спасти нашу страну.
— Ну и как, помогло? Вы добились обратного, потому что приняли Каройи за красного.
— Клемансо не желал вести переговоры с Ловаси, в интересах которого Каройи ушел в отставку, а ведь Ловаси отнюдь не красный, иначе белый Фридрих не взял бы его в свое правительство министром иностранных дел.
— Вы можете говорить что угодно, а Каройи продал Венгрию, он передал вожжи красным! — выкрикнул прокурор Фрикк, с силой стукнув кулаком по столу.
— Ошибаетесь, господин прокурор, — не сдавался Марошффи, — не Каройи передал вожжи, а беспомощная венгерская аристократия вместе со слабой буржуазией. Никто из них не осмеливался, да и не решался, взять на себя ответственность за защиту границ. Народ поддерживал не их. В самый трудный момент на политической арене появились целеустремленные и смелые коммунисты.
— И поэтому вы стали красным? — спросил его прокурор.
— Вы лучше бы спросили меня о том, могу ли я стать настоящим демократом? — сказал Марошффи, сохраняя спокойствие. — Или о том, был ли я согласен с требованиями народа? Хотел ли я отождествлять собственные взгляды с национальными интересами, чтобы одновременно отказаться от всякого рабства? Если вы меня спросите об этом, я дам вам положительный ответ. Народ хочет жить, и страна — тоже. После четырех лет войны рабочие и крестьяне снова взялись за оружие. В борьбе за родину народ проявил чудеса храбрости, а ведь совсем недавно представителей народа называли негодяями без родины. Но народ сохранил веру в собственные силы. Вот почему приказ об отступлении я считаю катастрофой…
— Отход был необходим, так как Красная армия развалилась, — перебил его прокурор.
— Ошибаетесь! Красная армия развалилась только потому, что ей было приказано отступать!
— Напрасно вы утверждаете это! — сердито воскликнул Фрикк. — Красная армия разваливалась уже тогда, когда ее командование начало подтачивать так называемое национальное движение. Разве я не прав?
— Нет. — Марошффи пожал плечами.