— Штромфельд показал совершенно иное… — ехидно проговорил Фрикк.
— Не клевещите на Штромфельда! — строго оборвал его Марошффи. — Не лгите!
— Довольно! — Фрикк сделал обиженный вид. — Все ваши высказывания я рассматриваю как признание своей вины. Вы как были предателем и изменником, так им и остались, и не осуждайте действия румын, чехов или южных славян!
— Каждый народ имеет право на национальную самостоятельность, это в равной степени относится как к венграм, так и к румынам, и к словакам, и к чехам. Время безжалостно сотрет тех, кто попирает любые национальные права. Вы это еще не знаете, господин прокурор, но если будете жить долго, то узнаете.
Прокурор приказал увести Марошффи. Оставшись один, он задумался над указанием, которое получил сверху, относительно того, чтобы привлечь жену обвиняемого, с помощью которой, быть может, все же удастся склонить Марошффи на свою сторону. Он отдал несколько распоряжений в связи с этим.
На следующее утро в камеру к Марошффи вошел конвойный и сказал:
— Пошли, господин капитан, к вам пришли на свидание.
В комнате для свиданий Альби увидел Эрику. Они не виделись с марта. Тогда стояла весна, а сейчас была сырая и туманная зима. От Марошффи пахло затхлым воздухом камеры, а от Эрики исходил тонкий аромат духов.
Альби похудел, мундир на нем болтался, как на вешалке. Он стойко выносил все трудности арестантской жизни: и скудное питание, и холод в камере, и отсутствие элементарных санитарных условий. Волосы у него отросли, лицо заросло щетиной, глаза воспалены от бессонных ночей. Эрике показалось, что она видит не Альби, а его тень. Она не верила собственным глазам. Ей стало стыдно оттого, что она так хорошо выглядит, элегантно одета, здорова.
Марошффи, конечно, вовсе не думал об этом: он смотрел на чудо, которое предстало его глазам, и хотя он прекрасно понимал, что все это наяву, однако собственная жена казалась ему восхитительным видением. Их разделяло небольшое пространство, но ни один из них не мог полностью понять другого. Сердце Эрики переполнилось жалостью.
— Альби, дорогой мой, — прошептала она, — я так долго тебя разыскивала… и все безрезультатно… Я уже решила, что тебе удалось бежать в Россию, как некоторым другим… Но теперь стало ясно, что… Поверь мне, я все ради тебя сделаю…
Прочитав в глазах Альби немой вопрос, она сразу же ответила:
— Я люблю тебя… Поверь мне, люблю даже сильнее, чем раньше… Разреши мне рассказать тебе об этом… Ты должен выслушать меня… Как у меня изболелось сердце за тебя!..
Марошффи схватил руку Эрики и, прижавшись к ней лицом, вдыхал ее аромат и ошеломленно молчал.
— Поторопитесь, время свидания заканчивается, — предупредил Эрику конвойный.
— Тебя будут защищать самые лучшие адвокаты, — поспешно заговорила Эрика. — Папа разговаривал с Фридрихом, который сейчас занимает пост военного министра, и тот пообещал помочь тебе. Мы тебя спасем. Альби, дорогой мой, однако и тебе нужно вести себя умно. Иначе, не дай бог, тебя могут засудить на несколько лет…
За все время, пока Эрика говорила, Альби не произнес ни слова, считая излишним как-то объяснять свое поведение, так как прекрасно понимал, что есть поступки, правоту которых защищают не словами, а делами.
Эрика же чувствовала необходимость продолжать сражаться за этого человека, без которого жизнь ее теряла всякий смысл.
— Дорогой мой, у тебя родился сын! — Это был самый сильный аргумент Эрики. — Подумай о сыне!
Услышав эти слова Эрики, Альби низко опустил голову, да так и не поднял ее.
Конвойный нервно заходил по комнате, показывая свое нетерпение. Эрика, пришедшая в отчаяние, почти физически ощущала, как быстро несутся последние минуты свидания. А Марошффи в этот момент вел свой последний бой со старым миром.
«У меня есть сын! — билась в его голове мысль. — В таком случае мой долг возрос вдвое. Теперь я должен думать не только о настоящем, но и о будущем».
— Я и ради него не могу поступить иначе, — тихо прошептал он Эрике. — Я не хочу пачкать свое имя позором!
И с этого момента его уже не мучили больше ни сомнения, ни опасения. Он вдруг примирился с собой, как примирится через много лет в Испании, в Андалузии, где его настигнет смертельная пуля.
Но сейчас, находясь в стенах старой тюрьмы, он закончил свои счеты с данным периодом жизни. По одну сторону невидимой стены стоял он сам, человек, который нашел свою цель в жизни, а по другую сторону — любящая его жена, молодая мать, которая никак не может понять, что же случилось с ее мужем.