Марошффи давно забыл об их первой встрече и разговорах.
— Тебе сколько лет? — зевнув, спросил он у девушки.
— Шестнадцать.
Марошффи обнял юную маленькую распутницу за талию и довольно грубо бросил:
— Двадцать тебе, и никак не меньше!
— Восемнадцать, — начала кокетничать с ним Туллия.
Марошффи оттолкнул ее от себя и приказал:
— Раздевайся!
Туллия с готовностью повиновалась ему и начала проделывать это неторопливо, исполненными изящества движениями. Плутовка знала, что у нее красивое, молодое тело, и с удовольствием его демонстрировала. Туллия походила на девушку с иллюстраций к новеллам Боккаччио, тело у нее было по-девичьи обольстительным.
Она не спеша сняла с себя всю одежду и, как женщина, понимающая, чего от нее ждут, села поближе к мужчине, обняла его и поцеловала, и в тот же миг ее словно отбросило от Марошффи. Это капитан оттолкнул Туллию, почувствовав сильный запах чеснока, исходивший от девушки. К тому же увидел ее грязные ногти.
В то же самое мгновение, как всегда совершенно неожиданно, где-то вдалеке заговорили пушки. Это били батареи генерала Кадорны, только невозможно было пенять, зачем они открыли такой ураганный огонь. Стекла в окнах задрожали. Марошффи же подумал: сможет ли он остаться таким же спокойным и тогда, когда ему придется заглянуть в глаза итальянских снайперов, а не в воловьи очи этой дурочки — Туллии? Однажды в кино он увидел сцену боя между двумя штурмовыми ротами — итальянской и венгерской. Как мясники, с какой-то животной ненавистью солдаты рубили друг друга. Эти несчастные, которых специально напоили перед боем, израсходовали все боеприпасы и кромсали друг друга штыками — единственным оставшимся у них оружием.
И вот теперь, в первый раз с начала войны, перед капитаном Марошффи со всей очевидностью встал вопрос: а ради чего, собственно говоря, все это нужно? Он приложился к бутылке и сделал порядочный глоток…
— Одевайся, — процедил он сквозь зубы.
Испуганная Туллия прижимала к себе свою одежду. Сердце у нее отчаянно билось, а она никак не могла понять столь неожиданного скачка в настроении синьора капитана. Она дрожала от страха, и вместе с тем в ней поднималась обида.
— Тебе что надо: деньги или шоколад? — спросил Марошффи довольно угрюмо.
Туллия поспешно выбрала шоколад: за него она в любое время могла получить деньги и еду или обменять его на духи или еще на что-нибудь из парфюмерии. Кроме шоколада Марошффи в качестве компенсации дал ей и денег, более чем достаточно. Туллия успокоилась и в счастливом удивлении поцеловала руку чудака-офицера, иа запястье которого на тоненькой золотой цепочке блестел золотой трехлистник клевера. Потом, будто испуганная мышка, она быстро выскользнула из комнаты.
Оставшись один, Марошффи равнодушно вслушивался в наступившую тишину. Положение, в котором он очутился, казалось ему крайне глупым. Он снова принялся за коньяк, потому что не хотел вспоминать больше ни о ком и ни о чем. Даже об Эрике он теперь не думал.
После коньяка он выпил вина. Благородные напитки пробудили в его сознании воспоминания о великолепной осени, о веселых эпизодах охоты с борзыми, об интимных сценках в романтических охотничьих замках. Он закурил сигарету, обычный «гробовой гвоздик», которые выдавали простым солдатам, и так выкурил одну за другой штук тридцать, все время прикладываясь к бутылке. Он вливал и вливал в себя искрящийся сок горных виноградников; пожалуй, никогда в жизни Марошффи еще так не напивался.
Утром, когда Антон вошел в его комнату вместе с проводником Петером Татаром, Марошффи лежал на спине в том же положении, в каком заснул ночью: спина его покоилась на кровати, а ноги касались пола. Татар полностью экипировался для нелегкого похода, надел на себя все, что могло ему пригодиться в пути. Он принес с собой два альпенштока. Один из них предназначался для капитана.
Марошффи с большим трудом сначала приподнялся, а затем встал с постели, испытывая при этом ужасные муки. Однако он все же нашел в себе силы окинуть солдата-проводника взглядом с головы до ног. Потом он перебрался к столу и уселся на стул. Лениво зевнул. Его красные глаза неотрывно разглядывали Петера Татара.
— Значит, это ты и есть?.. — спросил наконец капитан.
Солдат сделал вид, что ничего не замечает, но внешний вид и состояние капитана ему не понравились, и это явно можно было увидеть на его молодом, умном лице.