Марошффи не считал, что он струсил, но ему все же не хотелось появляться на людях. Он должен самым обыденным, равнодушным тоном поведать матери о своем необычном положении.
— Мутти, на некоторое время мне необходимо переодеться в штатское и скрываться. Желательно достать паспорт на другое имя. Понимаешь? Ведь рано или поздно мне все равно как-то придется легализовать свое возвращение… Дела обстоят так, что либо я все доведу до конца, либо мне самому останется вынести себе приговор… — Признаваясь матери, он побледнел от сильного волнения.
Вдова взяла руку сына и почувствовала, что рука стала какой-то чужой, холодной и потной. Нечто подобное случается в кошмарных снах, когда живые встречаются с уже умершими.
«Боже, да наяву ли все это происходит? Надо попытаться все-таки кое-что узнать», — мысленно решила Сударыня и спросила Альбина:
— Что произошло, дорогой? Ты что-то от меня скрываешь? Что именно? И почему? Может быть, разумнее поделиться со мной своими заботами — и тебе сразу же станет легче? Ведь я наверняка смогу тебе помочь…
И все же Марошффи не хотел рассказывать матери все до конца. Он попытался ответить уклончиво:
— Просто какое-то время мне необходимо жить под чужим именем…
Сударыня в изумлении уставилась на него:
— Это связано с твоей службой?
Капитан был вынужден сказать ей:
— Не спрашивай меня больше ни о чем, пойми, я сказал все, что мог.
Вдова тяжело вздохнула, она истолковала слова сына по-своему, так, как ей подсказало сердце, тем более что она кое-что слышала о строгих порядках, существующих в генеральном штабе, о всяких малоприятных поручениях, о секретных заданиях, выходящих за рамки обыденного. Она понимала, что не имеет права расспрашивать сына.
«Может, он выполняет особое задание! Тогда все в порядке. Надо только повиноваться. Все пойдет своим чередом!» — так решила пожилая дама, и это принесло ей удовлетворение. В ее холодных голубых глазах зажглись странные огоньки. Слезы? А может быть, это были смешинки? Во всяком случае, сын еще никогда не видел мать плачущей.
Они проговорили до самого утра, но так и не сказали друг другу ничего важного. Но теперь Альби был в курсе всех столичных сплетен: и о Луизе Фрювирт, и о Мари Шлерн, и о старике Лингауэре, и о щеголе Денешфаи, и о приключениях барона Гота в Табарине, короче говоря, она перемыла косточки всем, не забыв поругать и Будапешт со всеми его мерзостями военного времени.
Позже, когда Альби уже лег в постель, она вызвала к себе Лизу:
— Запомни, что господина нет дома! И ты ничего о нем не знаешь! Если будешь языком молоть, я его у тебя вырву! Ни слова даже своему жениху, ты меня поняла?
Она даже потребовала у трепетавшей от страха девушки поклясться в том, что та станет держать язык за зубами.
Лиза в ужасе дала клятву. Ей подумалось, что после этого посвящения в такую важную тайну ее довольно скучная жизнь получит неожиданную окраску. Ее охватил такой сладостный трепет, что она долго не могла уснуть. Рано утром они с Сударыней достали из гардероба старый потрепанный чемодан, засунули туда видавший виды мундир Марошффи, буквально содрогаясь от одного его вида. От этого тряпья исходил запах карболки, общественных уборных, карантинных бараков, солдатской нищеты, и все это вызвало жалость женщин. Альбин в этом казенном обмундировании прошел через все круги ада: ему приходилось ехать в вагонах, в которых перевозили скот, побывать в вокзальных изоляторах, в лагерных лазаретах, в сортирах скорых поездов.
Вдова в свое время прочла множество книг, написанных военными корреспондентами. Особое удовольствие ей доставила книга Келлермана «Война в Арденнах», но там описывались только подвиги, геройские свершения и ничего не говорилось об этом ужасном запахе. Как видно, эти военные корреспонденты, даже такие, как Бела Ландауэр, замечали лишь блеск славы, а не окопную грязь. Да, но какое отношение имеет офицер генерального штаба к этой грязи, к этому отвратительному запаху карболки, который обычно ассоциируется с санитарами, конвоирами, лагерными фельдшерами, пропахшими насквозь. Кое о чем, правда, Сударыня догадывалась.
Рано утром Лиза выволокла чемодан из квартиры. Служанка понесла его не в погреб, а к прачке Анне Шнебель в Табань. Сударыня в записке просила прачку сжечь это тряпье, а потом начисто забыть о нем, позже она-де сама все объяснит Анне. Лиза же, наслаждаясь доверенной ей тайной, едва дождалась встречи со своим женихом. Она хотела обо всем рассказать ему с единственной целью: чтобы подчеркнуть, в какие тайны ее посвящает госпожа, пусть Янош удивится.