Вдова Марошффи очень гордилась своим сыном, которого все начальники считали одаренным офицером. Богатство открывало перед ней все двери, а связи семьи Марошффи достигали самых высших сфер. А вот свою невестку Эрику вдова никогда по-настоящему не любила. Правда, богатство Эрики по своим размерам превосходило состояние вдовы, и этот факт несколько сдерживал неприязнь Марошффине. Никогда и никто в их семье, разумеется, не пытался выяснить, чьи же деньги были нажиты более честным путем. В семьях, где свекровь в невестка одинаково богаты, эти симпатии и антипатии, как правило, принимают скрытые формы.
До сих пор бытует старая истина: хорошие манеры представляют собой прекрасное успокоительное средство в моменты семейных размолвок или вспышек неприязни. Альбин Марошффи хорошо понимал все это, потому и согласился с матерью, что после женитьбы ему не нужно будет заводить отдельный дом. Он понимал, что без них, молодых, огромная многокомнатная квартира на проспекте Кристины окажется совсем пустой, а этого его мать не сможет вынести. Пожилая вдова хотела жить вместе с молодыми еще и потому, что в отсутствие сына собиралась играть роль ангела-хранителя Эрики. Таков был ее тайный замысел. Эту целеустремленную женщину за глаза все называли Сударыней. Она же, несмотря ни на что, продолжала относиться к баронессе как к чужой, и вполне естественно, что Эрика вскоре начала отвечать ей тем же. Однако следует сказать, что постоянная вражда между этими двумя женщинами никогда не переходила границ сдержанных недовольных высказываний, хотя порой у них бывали и серьезные поводы для ссор: например, Мари Шлерн, первая любовь Альби, и дамы-благодетельницы, которые не выпускали Сударыню из своих сетей. Но любовь Альби и Эрики оказалась прочной, поскольку оба они были выше всяких мелких интриг.
В эти страшные минуты в Бадене Марошффи, борясь с дурным предчувствием, был твердо уверен в прочности их взаимного чувства, над которым, как он считал, даже время было не властно. Этому чувству не нанесли никакого урона и некоторые короткие увлечения Альби, своего рода мужские шалости, которые ему быстро надоедали. Родственники молодых с обеих сторон признавали: «Они по-настоящему счастливы, и так будет всегда…» Каждый новый год их совместной жизни только подтверждал эти слова.
Марошффи, однако, вовсе не собирался окончательно впадать в сентиментальность. Усилием воли он подавил в себе приступ дурноты и попытался изгнать из памяти воспоминания, навевающие мягкую печаль. Он приказал Антону упаковать вещи:
— Бери только то, что крайне необходимо для непродолжительной поездки.
Улегшись на диван, он некоторое время думал о том, что надо бы написать Истоцкому, его близкому родственнику, работающему в министерстве иностранных дел, небольшое письмецо, но потом решил, что пожалуй, не стоит этого делать.
«Лучше мне как можно незаметней уехать отсюда…» — мелькнула у него мысль.
Капитан Марошффи был направлен в группу войск на итальянский участок фронта, которым командовал генерал Краус. Линия фронта здесь пересекла вытянувшийся с севера на юг горный хребет Монте-Граппу с востока на запад. Полк Эгона Вильчека получил участок обороны на линии Пьяве, Брента. Штаб полка располагался в небольшом чудесном местечке Фельтре, уже получившем статус города. В городке было множество всевозможных архитектурных памятников. Прежде всего дворец Гварниери, расположенный на главной площади, затем дворец Доригуцци, гостиницы «Три короны» и «Золотая звезда», а в довершение всего на самом высоком месте красовался полуразрушенный крепостной дворец. Штаб Вильчек разместил во дворце, а офицеры штаба жили в зданиях.
В счастливые мирные времена в городке Фельтре насчитывалось около шести тысяч человек, но за годы войны число жителей сократилось на одну треть. Именно сюда и был направлен Марошффи, а контроль за выполнением приказа о его новом назначении был возложен в Бадене на поручика Зильца, которому вручили сопроводительный пакет с надписью: «Вручить только адресату! Совершенно секретно!» Вскрыть пакет мог только сам полковник Вильчек. Жребий сопровождающего пал на поручика Зильца, типичного представителя «золотой венской молодежи», совершенно случайно, поскольку тот как раз возвращался из отпуска в свою часть.