— Круги дантова ада по сравнению с этим подвалом — настоящий рай, — плакался денщик, щеголяя своей начитанностью. — Ночью я вдруг проснулся оттого, что по моему одеялу пробежала крыса. Собачья жизнь ожидает нас здесь, господин капитан!
Марошффи уже привык к фамильярности Антона, он не обращал на него никакого внимания, даже не слышал, что тот бормочет.
После завтрака капитан направился в штаб полка, где представился адъютанту полковника Вильчека — поручику Франку, внешний вид которого показался Марошффи чересчур женственным: даже запах одеколона, исходивший от него, и тот больше напоминал запах духов, нежели одеколона.
Поздоровавшись друг с другом, они быстро миновали стадию первого знакомства и сразу же перешли на «ты». Франк разговаривал с капитаном милым, но несколько аффектированным тоном:
— Прошу, садись, сейчас я о тебе доложу. А пока осмотрись, закури. Что ты хочешь: сигару, сигарету? Помимо этого, у нас имеется великолепный трубочный табак.
Проговорив это, Франк исчез за большими дверями, украшенными резьбой в стиле барокко. Он огляделся по сторонам и заметил, что здесь во всем строгий порядок, однако старинная мебель никак не вяжется с развешанными по стенам картами, с папками, набитыми бумагами, с длинными деревянными ящиками для документов и другими атрибутами штабной службы. В 1917 году происходили непрерывные перемещения линии фронта; городок попадал то в руки итальянцев, то австрийцев, они хозяйничали в стенах замка, заняв его под постой, с присущей всем солдатам распущенностью, следы которой не удалось стереть при всем старании новым хозяевам замка.
Марошффи кое-что слышал о полковнике Вильчеке и почему-то представлял себе его этаким бегемотом, необыкновенно грузным человеком. Арц рассказывал о необыкновенных, прямо-таки героических подвигах Вильчека. За особые военные заслуги полковнику даже простили неожиданную смерть его любовницы, Эмилии Канеллы, которая якобы «свалилась в пропасть». Причем случилось это после того, как полковник Вильчек застал ее вместо с Леснаи, начальником оперативного отдела штаба. Все хорошо знали, что произошло с Эмилией, но разговоры и сплетни об этом сами по себе еще ничего не значили.
Капитан очень удивился, когда вместо воображаемого великана его принял внешне ничем не приметный человек невысокого роста. Марошффи по всей форме доложил ему о своем прибытии, но новый начальник, улыбаясь, замахал на него руками:
— Оставь, камарад, эти условности: мы уже давно отвыкли от подобного. Садись и рассказывай, почему тебя к нам направили, кому это ты так насолил? Или, может быть, здесь замешана женщина?
Марошффи не знал, что о нем написано в секретном пакете, который он привез с собой, да и, откровенно говоря, его это нисколько не волновало. Он довольно правдиво, сжато и без прикрас изложил причину, по которой впал в немилость, и своей искренностью сразу же завоевал расположение полковника Вильчека. Во всяком случае, полковник стал открыто симпатизировать капитану, хотя характер имел своеобразный и никто не мог сказать, как он поведет себя в дальнейшем. По своим политическим убеждениям полковник в равной степени считал себя одновременно чешским сепаратистом и лояльным австрийским монархистом, а его личная жизнь была полна страшных тайн. Теперь же, внезапно ощутив доброе расположение духа, он даже показал своему новому офицеру служебное сопроводительное письмо с грифом «Совершенно секретно», чем удивил Марошффи до глубины души.
— Камарад, — сказал ему полковник, — ведь я старый, тертый калач, если уж на то пошло. Но стать твоим убийцей я не хочу. Если бы я хотел выполнить приказ, который мне передали, то мне следовало бы немедленно отправить тебя на передовую, причем туда, где тебя в два счета ухлопали бы макаронники. Уж они тебя не пожалели бы! — Вильчек тут же сжег сопроводительное письмо, потом позвонил Франку и послал его за выпивкой.
Они выпили, закурили сигары, и Вильчек начал рассказывать капитану о своей части:
— Здесь, в моем полку, служат венгры, румыны, хорваты и австрийцы, все до одного скоты, каких свет не видел. Приблизительно половину моих офицеров составляют чехи, и, уверяю тебя, они ждут не дождутся падения монархии. — При этих словах полковник захохотал отрывисто, как-то коротко и пронзительно, словно заржал. — К сожалению, эти вонючие свиньи весьма нетерпеливы — они начинают роптать, ворчать, отказываются подчиняться приказам. И офицерам, и солдатам в равной степени надоело такое существование. Что касается солдат, то их я понимаю. Они жрут червивую конину, все время слышат артиллерийскую канонаду, ходят в тряпье, исхудали до невозможности. Ты удивлен, что все это я рассказываю тебе, офицеру генерального штаба? Теперь ты сам сможешь убедиться в том, что мы находимся при последнем издыхании, и это не выдумка, это сущая правда. Однако и среди нас все еще есть болваны, как Леснаи, которые петушатся на каждом шагу и всегда готовы проливать кровь за трон.