Во всяком случае, так должны были подумать на пирате. И судя по тому, как резво разгонялся реактор – «Адмирал» снова оказался прав. Что ж, пока все идет как обычно.
Идея обкатать навыки и тактику в реальных боях затесавшись в каперы - принадлежала, как ни странно, Кириллу. Их корабли были почти достроены, а виртуальный полигон уже не давал ощутимых результатов. Теперь их наработки должны были пройти проверку на жизнеспособность в условиях реального боя. И приятели ломали голову над тем, как это провернуть.
С одной стороны «живой» бой был необходимостью, а с другой – никто не хотел угробить новейшие корабли, или, не дай Бог, дать их захватить противнику. Неважно, явному или не очень. На фронт их, естественно, не пускали, во всяком случае, до «сдачи экзамена» первому флоту. А других мишеней, вроде как, и не существовало. Но приемлемое решение было найдено.
В один из вечеров, каперанг расщедрился на воспоминания. Бывало с ним такое. По такому случаю, в офицерский кубрик стягивались все свободные от вахт «воскрешенные». Погреть уши и узнать из первых рук «как жилось тогда» - возможность уникальная. Современные имперцы не раз удивленно хлопали глазами, узнав, откуда растут ноги у многих традиций. В основном, конечно, флотских. До придворных политесов дела не было никому, хотя и о них тоже слушали с удовольствием.
Но Григорий Андреевич старался обходить последние стороной. В особенности после того, как кто-то из пехоты, слушая о правлении Екатерины Великой, отпустил скабрезную шуточку по поводу интимных пристрастий императрицы. Тогда Спиридонову очень хотелось сломать наглецу все лицевые кости по одной.
Однако «Адмирал» был человеком старой закалки, к тому же прилично воспитанным, да и умом не обделен. По этому пехотинцу был брошен вызов на дуэль. По всем правилам. То есть, капитан первого ранга оборвал себя на полуслове. Встал. Одернул китель, и гордо расправив плечи – окинул наглеца презрительным взглядом. После чего стянул перчатку и, швырнув ее в лицо рядового - объявил вызов. Тот удивленно захлопал глазами. Подобный вид выяснения отношений хоть и не был запрещен, но вот уже больше полувека как не практиковался. И вот тебе здрасьте.
Отказ от дуэли – это позор. Бесчестие не только для провинившегося, но и для всего рода. Поэтому, за последние десять веков, было зафиксировано всего два случая уклонения от дуэльного спора.
Десантники были вооружены одноручными саблями, двуручными мечами, обоюдоострыми секирами и прочим, слабо подходящим для «боя чести» холодняком. Офицеры же, почти поголовно предпочитали гладиусы. Но командиры и здесь отличились.
Кирилл виртуозно освоил парные катаны, а Григорий остановился на бердыше. Естественно все орудия ближнего боя были выполнены из современных материалов и с применением последних разработок. Так, например, тот же бердыш каперанга имел телескопическое древко. А собирался таким образом, что легко умещался на бедре, рукоять же, надежно укрывала боевую часть оружия, образовывая вокруг нее что-то вроде чехла.
В виду специфического вооружения и за неимением шпаг, в качестве инструмента для отстаивания затронутой чести были выбраны кортики. И соперники сошлись. Кубрик станции не был достаточно просторным, так в него еще и набилось немало народу. В Силу чего, оппонентам пришлось попотеть, чтобы не зацепить никого из зрителей.
Точнее, постараться пришлось Григорию Андреевичу. Он гонял десантника от стены к стене с таким остервенением, что у неудачливого шутника не хватало умения, скорости реакции и вообще времени, ни на что, кроме как пытаться отразить, сыплющиеся на него градом, удары.
Уже через полторы минуты десантник тяжело дышал, пропустив пять или шесть выпадов и коварный удар под дых, основательно сбивший ему ритм дыхания. Теперь он, тяжело дыша и кровоточа глубокими порезами на предплечьях, ребрах и даже лице, пытался контратаковать. Зря.
Прошло еще секунд двадцать и «Адмирал» выбил клинок из рук противника, а затем, крутанувшись на месте, нанес удар в незащищенную шею. Это смертельный удар … был бы. Не замри лезвие кортика в миллиметре от сонной артерии провинившегося. Не останови Спиридонов руку, шея бедолаги болталась бы на честном слове. Полностью отрубить кортиком голову, все таки не реально.
После публичной порки, шутника отправили в карцер на предмет подумать и переосмыслить жизненные ценности. Так сказать умерить длину и свободу языка, чтобы не брякал то, что не следует и там, где не следует.
Вот с тех пор Григорий и старался не затрагивать «светские» воспоминания, все больше рассказывая о флотской жизни.
В этот вечер флотоводец вспоминал, как они гоняли злых и страшных пиратов балтийского моря. Те лютые супостаты, на утлых баркасах, драпали при одном виде имперского флага. Рассказывал хорошо, с выдумкой, остроумием и крепким словцом. Экипажи хватались за животы и чуть не падали с лавок от смеха.
Чего стоит фраза, брошенная вскользь одному из старших офицеров при инспектировании корабля после ремонта: «Нет уж, давайте разберемся до конца, что это – мой природный долбо***зм или ваша дремучая неисполнительность?». А когда адмирал довел до нервного тика одного из капитанов вверенных ему кораблей, требуя соблюдения уставного вида: «Все – все, умолкаю, а то Вы меня сейчас обзовете Гришкой – сукой, на палубу упадете и тоненькими ножками, в неуставных штиблетах, судорожно засучите!».
Или вот, пеняя капитану крейсера «Безудержный» за слабую подготовку экипажа, Спиридонов вверг в ошеломление собеседника фразой: « «Бей бабу молотом – будет баба золотом» - гласит народная мудрость. Тоже можно сказать и про Ваших матросов. Единственное, что надо помнить, по голове не бить – бесполезно, да и инструмент быстро выходит из строя.».
К тому, что во время особо смачных оборотов, «Адмирал» слегка подвисал, все привыкли. Точнее списали на то, что Григорий Андреевич вспоминает дословно, что он там вещал личному составу. На самом же деле, это снова барахлил лингво-переводчик, не всегда на ходу справляясь с солеными оборотами морского юмора далекого восемнадцатого века.
Так вот идея обкатать тактику родилась после фразы о том, как Спиридонов, в который раз требуя доклада по форме, выдал: «На вопрос капитану боевого корабля, скольких пиратов удалось задержать живьем, он, сука, глаза пучит, как налим на сковородке! Но ответа не дает, стервец!».
Ольшанский как раз бил ладонью по столу, сквозь слезы умоляя «Адмирала» прекратить эту пытку смехом, потому что личный состав, дескать, заработает астму и заворот кишок. Когда вдруг припечатал столешницу кулаком и поднял на товарища совершенно серьезный взгляд.
Гогот стих как по команде. Команда «Разойдись», в ситуации, когда секунду назад весь личный состав катался по полу в приступах истерического смеха, прозвучала крайне неожиданно. Но была выполнена молниеносно. Привычка дело такое.
Когда в кубрике остались только майор и каперанг, удивленно смотрящий на товарища, космодесантник озвучил свою идею.
- Гриша, так ведь вот он выход!
- Кир, ты о чем сейчас? Какой выход?
- Ты сейчас нам тут почти час вещал, как ты пиратов гонял! Вот оно! То, что нам нужно! От Владика до демилитаризованной зоны, и районов активности пиратов – рукой подать, чуть больше дня в подпространстве!
- Погоди! И что с того, то? Если я тебя правильно понял, ты сейчас говоришь о каперстве.
- Правильно ты меня понял.
- Так разбегутся. Два три малых рейдера, ну хорошо двадцать три малых рейдера, против флота, пусть даже и легкого – не танцует. Получится, что мы просто зря сожрем ресурс кораблей и засветим их перед всеми заинтересованными разведками. Ты же сам знаешь, что пиратство неистребимо именно по причине поддержки их теневиками.