Пулеметчик, имя которого Чекунов так и не успел запомнить, дал уходящей группе еще несколько лишних мгновений. Но, сейчас этого было недостаточно.
В просветах между ветками куста серая поверхность брони просматривалась плохо, но подниматься было опасно, поэтому Семен продолжал ползти к дороге, молясь Богу, в которого он не особо то и верил, чтобы броневик остался на прежнем месте.
Все ближе и ближе, и уже ветерок доносит тошнотворный запах чужого бензина и горячего железа… Чекунов осторожно припаднял голову и чуть не застонал от досады. Проклятая железяка оказалась слишком далеко для гранатного броска. Настороженно пошевеливая пушечным стволом, бронеавтомобиль застыл возле расколотого пулеметной очередью пенька. И черт бы с ним, если бы он так и оставался стоять. Но, если он сейчас развернется вправо и попытается въехать на бугор, туда, где была их первая позиция. Ведь оттуда уходящий "Комсомолец" будет виден как на ладони! И даже отстреливаться уходящие не смогут, так как весь сектор стрельбы будет перекрыт прицепом, что волочится следом за тягачом.
Как будто подслушав мысли Семена, бронеавтомобиль скрежетнул включаемой передачей и медленно двинулся вперед, одновременно выворачивая передние колеса. Видимо, экипаж решил, что основная угроза расположена на пригорке, откуда велся пулеметный огонь, а за фланги можно не опасаться. "Мать, их!!! Да если б хоть какую пушку…"- на мгновение Семен представил себя за панорамой "сорокапятки" и до крови прикусил губу от острого желания влепить в серый борт бронебойную болванку. Или, даже и фугасный — этой жестянке хватит за глаза…
Немцы же, будто надсмехаясь над его беспомощностью, медленно двигались вперед, вминая покрышками осеннюю траву в черную грязь. Всего несколько десятков метров разделяли Семена и броневик. Но эти метры нужно было пробежать…
Граната РПГ-41, которую держал Семен в руке, имела один огромный недостаток. Здоровенная банка, по прозвищу "ворошиловский килограмм" была оснащена взрывателем от обычной пехотной гранаты РГД-33. И взрывалась она не от удара, как более поздние гранаты, а по прошествии нескольких секунд после броска. А значит, нужно было рассчитать бросок так, чтобы РПГ оказалась в нужное время в нужном месте. Поэтому Семен не мог позволить себе ошибиться, бросив гранату издалека.
Санитарка Эсфирь Дольская
Хуже всего была неизвестность. Ревет впереди тягач, скрипит, переваливаясь по ухабам прицеп, под аккомпанемент хлопающего брезента — но все что видит Фира, это колеи лесной дороги убегающие назад в распахнутом сзади проеме Правда, есть еще узкое окошечко прорезанное в пологе. Но, к нему прильнула Анастасия Ивановна, что-то высматривая впереди… Хотя, каждый раз когда Фира боковым зрением видит фигуру возле передней стенки, ей кажется что это сидит Сиваков… И тогда Фира с усилием проглатывает ком в горле, стараясь не расплакаться.
Движение, движение — наверное, они так и будут двигаться и двигаться. И не будет конца этой дороге, что никак не может вывести их к своим.
Во время остановки в деревне Фира даже не успела вылезти наружу. Боец принес и подал ей в фургон ведро с водой, и пришлось поить раненых, пользуясь короткой передышкой. За пологом о чем-то переговаривались голоса, но санитарке было не до того — раненые требовали внимания, помощи, хотя бы просто сочувствия. А потом тягач дернул и потащил прицеп дальше. В раздернутый сзади полог Фира только и увидела стоящую посреди дороги женщину, мелко крестившую удаляющийся фургон. И снова, только убегающие назад колеи лесной дороги…
Когда "Комсомолец" остановился посреди леса, Фира хотел сразу сходить к тягачу, чтобы узнать, куда они едут и долго ли еще осталось… Но, сначала ее отвлекла Анастасия Ивановна, попросившая помочь по новой перевязать бойца с ранением в грудь. У того, видимо от тряски открылось кровотечение и пришлось бинтовать рану, расходуя скудный запас уже не раз стираного бинта. А, затем ее попросил подойти Маслеников. После того проишествия на поляне, ему снова пришлось перевязать лицо, так как потрескавшаяся корка на ожогах стала кровить. Да и глазам был нужен покой. Так что, он снова лежал на своем месте. Когда Фира перебралась к нему поближе, летчик повернул голову:
— Фира, слушай меня. Сходи к Чекунову и Шилину. Передай им, чтобы не рисковали. В крайнем случае, простоим в лесу еще сутки-другие, пока все успокоится. Я вижу, — при этих словах капитан горько улыбнулся, — что Семен чего-то опасается…
— Семен знает что делать, — неожиданно для себя самой перебила летчика Фира.
— Я знаю, — не стал спорить Масленников, — но он взвалил на себя большой груз, а ему и двадцати лет нет. Хотя и ведет он себя как взрослый мужик. Я боюсь за него, как бы не сорвался. Он же прет вперед как танк, да еще и нас тащит. Но, все же…
Что хотел сказать капитан, Фира так и не услышала. Так как в этот момент запустился мотор тягача, а затем рывок сцепки возвестил о начавшемся движении.
И тут Фира почувствовала что происходит непоправимое, что-то, что уже нельзя изменить. Острой болью прострелило сердце:
— Семе-еон!!!
Фира рванулась к выходу из фургона, но ей в рукав вцепилась Анастасия Ивановна:
— Куда, оглашенная! Тронулись уже. Потом сходишь.
В это время прицеп стал крениться влево, и стало не до разговоров, так как нужно было помочь раненым удержаться на лежаках. Пол фургона выпрямился, но его тут же накренило вправо, затем рвануло в сторону, подбросило, что-то со скрежетом прочертило по борту…
Фира поняла, что машина двигается уже не по дороге, а значит, события разворачиваются совсем не так, как предполагалось изначально. А затем, треск пулеметных очередей и хлопок взрыва дал ей знать, что она не ошиблась в своих предположениях.
Санитарка до боли сжала кулачки, не замечая, что ногти впились в ладони: "Там идет бой. Бойцы пытаются задержать немцев, чтобы мы могли уйти. И, с ними остался Семен. Значит, все настолько плохо, что он не нашел другого выхода… Наверное, это и есть то, о чем просил предупредить Маслеников… А я не успела…"
Анастасия Ивановна не успела даже крикнуть что-то предостерегающее, как Фира, подхватив свою санитарную сумку, прыгнула через задний борт прицепа.
Санитарка Эсфирь Долинская
Приземление получилось неудачным. Фира споткнулась о сучок и плюхнулась на землю, больно стукнувшись коленкой. Но, тут же вскочила на ноги. И, не оглядываясь на удалящийся прицеп, метнулась в лес. Бежать было неудобно. Сумка колотила по боку, и приходилось придерживать ее рукой. Ветки приходилось отводить одной рукой, и санитарка только зажмуривалась, когда очередной прут хлестал по лицу. Наверное, проще было бы бежать по колее оставленной тягачом, но Фира ясно слышала гулкие очереди "Дегтярева" и двигалась по кратчайшему пути, опасаясь потерять время.
Грохот боя стал совсем близким, и к звукам стрельбы добавились странные щелчки. Когда от ствола сосны, которую как раз обходила санитарка, брызнули в разные стороны кусочки коры, Фира поняла: это шальные пули. Неожиданный страх заставил девушку остановиться, прижавшись к стволу старой березы.
Потные волосы липли к лицу, лезли в глаза и Фира отмахнула их рукой. Бой на дороге продолжался, но, неожиданно, перекрывая рокот "Дегтяря", забасило что-то крупноколиберное. "Голос" советского пулемета стих, исчез задавленный тяжелым гулом… А потом наступила тишина…
Фира поняла, что она не успела. Но, все равно, оттолкнулась от березы и побежала туда, где она была нужна…
На раненого бойца она наткнулась возле самой дороги. Тот, подволакивая ногу и шатаясь двигался вглубь леса. В окровавленной руке он нес винтовку с разбитым в щепу прикладом. Фиру он даже не замечал, пока она не встала на его пути. Непонимающими глазами он смотрел на девушку, пока она пыталась добиться от него ответа. Поняв, что боец попросту контужен, Фира толкнула его в сторону просеки оставленной тягачом и бросилась дальше.