Так что, считаем, что путь открыт? Тогда, осталось только убедить Анохина, чтобы он повел отряд через лес, сделав крюк. Ведь прямо - не всегда означает ближе.
Снова выбравшись на насыпь, Семен еще раз взглянул на опушку леса. Казалось бы, всего на несколько десятков метров ближе к линии фронта, чем та, противоположная. Но насколько она кажется заманчивее. Вот только нельзя. И, уже не раздумывая, Чекунов метнулся обратно. Туда, где его ждали те, кому он был нужен.
-...Товарищ капитан, я видел, можно пройти по лесу напрямую. Кюветы возле дороги неглубокие, тягач с прицепом их перевалит...
Чекунов стоял навытяжку перед капитаном Анохиным и уже в третий раз повторял свои доводы. Видно было, что артиллерист уже сомневается в правоте своего решения, двигаться по грунтовке, но не хватало какого-то последнего, решающего доказательства.
- К тому же, - пошел с последнего козыря Семен, - правее нас река и на пересечении ее с шоссе есть мост. А уж его немцы будут охранять точно, - поэтому, чем дальше мы уйдем в сторону, тем больше шансов, что "гансы" нас не услышат.
- Так, стоп. А ты откуда про мост знаешь? - подозрительно глянул Анохин.
Семен мысленно выругался. Этого вопроса он надеялся избежать. Но по-другому объяснить свое желание двигаться лесом уже не получалось. Приходилось признаваться:
- Мост нанесен на карту, которую мне передал капитан Маслеников.
- Та-ак, - глаза Анохина нехорошо сощурились, - красноармеец Чекунов немедленно сдайте секретный документ.
- Это карта капитана Масленикова, - сделал последнюю попытку выкрутиться Семен.
- Это приказ, - в голосе артиллерист явственно лязгнул металл. - Выполняйте, с Маслениковым я сам поговорю.
Направляясь к тягачу, Чекунов попытался осознать результаты разговора с командиром. С одной стороны, вроде бы удалось убедить Анохина в своей правоте. С другой стороны - карту он потерял. И теперь можно будет полагаться только на свою память. Что ж ,остается надеяться что она не подведет. До старческого склероза Семке еще долго...
Перегнувшись в открытый рубочный люк, Чекунов толкнул, успешно заснувшего Шилина.
- А, что? - спросонья, не сразу включился в ситуацию тот.
- Просыпайся, давай. Поедем сейчас.
- Чего? А, понял, - Андрей заворочался на сиденье, пытаясь расшевелить затекшее тело.
- Давай, давай - некогда потягиваться. Вон, там за спинкой водительского сиденья планшет лежит. Передай его мне. А сам пересаживайся на водительское место, поведешь машину.
- Как "поведешь"? - с Андрея разом слетел весь сон. - Семка, да я ночью эту танкетку не водил ни разу. Дорогу же в темноте через лючок не видно ни хрена.
- А зачем тебе дорога? - вроде как удивился Семен. - Пойдем напрямую, через лес.
Приняв из рук Шилина обмотанный ремнем портупеи планшет, Чекунов спрыгнул с машины и растворился в темноте. Андрей остался сидеть с задумчивым видом.
Артиллериста Семен обнаружил на том же месте. Протянул планшет:
- Вот, товарищ капитан.
Анохин молча взял предмет спора. Глянул на Чекунова .который и не думал уходить:
- Что еще, товарищ красноармеец?
- Извините, товарищ капитан. Не могли бы вы дать мне ваш фонарик? Фары тягача включать возле шоссе опасно. Придется водителю двигаться по командам впереди идущего.
- Значит, ты уже за командира решил, как будешь двигаться? - в темноте лица капитана не было видно, но Семен, казалось, кожей почувствовал изучающий взгляд. И не отвел глаза:
- Нужно обойти перекресток. Потому что это правильно. И еще...
Речь красноармейца была прервана тычком железной коробки в руки:
- Бери фонарь. Кто поведет тягач?
Смешавшись, Чекунов все же быстро ответил:
- Шилин.
- А почему не сам?
- Я уже ходил к шоссе, и смогу показать, где лучше двигаться. И знаю где остались ждать другие разведчики.
- Тогда - к машине. Тронетесь по команде. Пойдешь рядом со мной. Расчет пушки поедет на тягаче. Предупреди остальных. Да, и еще - сейчас я пришлю вам стрелка на курсовой пулемет. Всё, вперед.
И капитан повернулся к подходящим пехотинцам, разом потеряв интерес к Чекунову.
Санитарка Анастасия Ивановна Данилова:
Ночь, тишина. Как будто и нет войны. Но так, кажется, только пока не откроешь глаза. Не хочу открывать... Пусть будет так: темно и тихо. Не могу видеть боль вокруг себя. Господи, сколько еще продлится эта война? Почему нельзя было жить в мире? Почему?!