Тут же Анохин начал раскручивать проволоку соединяющую пушку и прицеп. Семен пытался удержать его:
- Не надо, капитан. Тягач выдернет пушку из кювета вместе с прицепом.
Анохин рывком развернулся к Семену:
- Поздно выдергивать. Броневик сюда идет.
Только сейчас Чекунов заметил, что взрывы практически прекратились. Зато начинает разгораться перестрелка.
Задний полог фургона откинулся, показалось лицо Анастасии Ивановны. Уже не сомневаясь в словах Анохина, Семен бешено заорал, замахал руками:
- Куда?! Назад, не вылезать!!!
Анастасия явно что-то хотела сказать, но сейчас было не время для слов. Каждая потерянная секунда могла стать фатальной.
Со скрежетом выскочил последний виток проволоки и хобот лафета опустился на землю. Анохин снова повернулся к Чекунову:
- Уводи тягач. Мы будем прикрывать!
Семен кивнул и, пригнувшись, двинулся к "Комсомольцу". Раненых действительно нужно было увозить, а вот насчет прикрытия у него было свое мнение.
Пробираясь мимо борта фургона он отметил свисающие клочья брезента и выщерблины на деревянных бортах. И об этом лучше было не думать. Не сейчас...
Санитарка Эсфирь Дольская
За броневой стенкой что-то взрывалось, лязгали осколки по броне, в открытые люки сыпалась сверху грязь, а Фира только вжималась в спинку сиденья, ощущая за спиной дрожь работающего двигателя. Сбоку от нее так же молча, сидел Андрей Шилин. В темноте почти нельзя было разобрать выражения его лица, виден был только светлый овал в обрамлении черного танкошлема. Однако когда взлетала очередная ракета, рубка освещалась изломанными бликами света, и тогда Фире казалось, что она различает шевелящиеся губы на его лице, как если бы, он постоянно что-то говорил про себя. Глаза Андрея были закрыты.
Наверное, самое страшное чувство - это беспомощность. Так иногда бывает в страшном сне. Когда не можешь шевельнуться, не можешь что-то сделать, просто ощущаешь какой-то ужас заполняющий сознание. Но там можно проснуться. Можно встать и посмеяться над ночными страхами. А что делать, если это уже не сон?
Опыт Фиры говорил, что нужно было бы осмотреть глаза водителя, но страх сковавший все мышцы не давал ей шевельнуться на жестком сиденье. Тягач вдруг качнулся, хотя взрыва не было. Фира осторожно взглянула в верх и в проеме люка с облегчением увидела лицо Семена:
- Семен! - с души будто свалился груз. Раз здесь этот парень, значит, все будет хорошо. Он найдет выход, вытащит всех. Привстав на сиденье, Фира потянулась к нему.
Не обращая на нее вниманья, Чекунов наклонился к Шилину:
- Слушай сюда, Андрюха. Сейчас ты поведешь тягач. Пушку мы отцепили. Напрямую двигай в лес. Тут будет жарко. Твоя задача увезти раненых.
Не открывая глаз Андрей замотал головой:
- Я не могу, Семка! Вижу хреново. Как я смогу вести машину?
- Ничего, - голос Чекунова был также спокоен, как будто и не летала вокруг машины свистящая смерть. - Ты включишь передачу и будешь двигаться вперед. Осторожно, но двигаться. Проморгаешься постепенно. А если нужно повернуть - Фира тебе подскажет.
Наконец он взглянул на Дольскую:
- Ты же справишься, Фирочка?
Дольская только и смогла, что кивнуть. Хотела еще спросить, но Семен качнул головой:
- Некогда. Давайте, двигайте. Вперед, Андрюха! - и исчез из люка.
Шилин, как загипнотизированный, неуверенно пытался рукой нащупать рычаг переключения передач. Фира заставила себя отвернуться от верхнего люка. Раз Семен сказал, нужно справиться. Сдвинула набок санитарную сумку, чтобы не мешала. Положила левую руку на зависшую в воздухе ладонь водителя и направила ее к набалдашнику рычага. Стараясь говорить спокойным голосом, подражая Семену, произнесла:
- Андрей, все хорошо. Давай - первая, вперед!
Когда "Комсомолец", дернувшись, тронулся и, наконец, смог выдернуть прицеп из ямы, с души Семена упал камень. Он глядел из кювета вслед движущейся машине, и внутри него нарастало странное спокойствие. Но прохлаждаться долго было нельзя. Со стороны немецкой засады уж ползли, осторожно будто вынюхивая, два световых луча. Да и характерный рокот намекал о надвигающейся опасности. Чекунов подхватил снарядные лотки, которые успел отвязать от тягача и, пригнувшись, двинулся к пушке.