У Чекунова от его крика шумело в ушах, усталое тело просило отдыха, но отступать было нельзя. Медленным движением Семен спустил с плеча ремень винтовки. Упер оружие прикладом в землю и оперся на него, перенеся часть веса тела на произведение конструктора Симонова:
- Ты хочешь оставить раненых, - это было утверждение, произнесенное спокойным тоном. На этом фоне крик бы показался уже смешным, и артиллерист был вынужден убавить тон:
- Я предлагаю, оставить их в ближайшей деревне. После такой заварухи, немцы не дадут нам уйти спокойно.
- Значит, без раненых, немцы нас отпустят... - голова болела все сильнее, но Чекунов держался. - А что будет с ними? - Семен хотел кивнуть головой в сторону прицепа, но не рискнул, опасаясь расплескать боль, накапливающуюся в голове.
- Ничего с ними не сделается. Нет смысла немцам с увечными воевать... - особой уверенности в этом заявлении, хотя и произнесенном резким тоном, не было.
- Все так думают? - Чекунов медленно провел глазами по окружающим его лицам. Почему-то, никто в открытую на него не посмотрел, все глядели в разные стороны... Не отвели взгляда только Шилин, что так и стоял сжав в руках монтировку, и Фира, яростно сверкавшая глазами из-за его плеча.
Странно смотрелась наверное эта картина со стороны. Худой мальчишка в грязной шинели, с трудом держится на ногах, опираясь на винтовку как на костыль. Стоящие вокруг люди, с оружием в руках, напряженно стараются не глядеть в его сторону.
Кто-то должен был сказать слово, поддержать либо Семена, либо артиллериста. Однако, люди предпочитали молчать, ожидая что другие возьмут на себя ответственность.
Скажи что прав Чекунов и санитарка - и придется двигаться дальше, волоча за собой обузу в виде тягача с прицепом и его беспомощным грузом. И, тогда, шанс выжить - становится очень маленьким, ведь немцы будут идти следом. Прав артиллерист? Да, тогда появляется возможность исчезнуть, раствориться в глубине лесной чащи, куда не сунутся пришельцы в мышастой форме. Но...
На каждом человеке висит груз обязанностей. Добровольно принятых или навязанных со стороны. Казалось бы, сбрось их, стань свободным! Почему из-за них нужно погибать. Может, я лучше, тех других, которых вынужден тащить на себе? Может, мне суждено свершить что-то великое, а не сдохнуть под тяжестью ноши? Почему - "я обязан"? Каждый свободен в своем выборе...
Вот только, под красивой оберткой, просматривается гниловатая сердцевинка: "каждый - сам за себя". Разве - нет? Ты равнодушен к другим. Но и другим - безразлична твоя беда. Можно бить по одному, на выбор, как в тире... Никто не прикроет, не поддержит и не встанет рядом.
Семен выпрямился во весь рост. Взглядом остановил Фиру и Андрея, что качнулись было вперед, подхватить его под руки...
- Знаешь, наверное, ты прав. Здесь и сейчас, ты прав. Оставим раненых, уйдем в лес, прорвемся к своим. Будем драться с врагом... Но потом... А сейчас отступим, оставим товарищей... Вот только, война когда-то кончится, пусть даже через несколько лет. И тогда, ты - герой с орденами и медалями, вернешься с фронта и встретишься с матерями и женами этих раненых. Ты сможешь посмотреть им в глаза?
- Да на кой черт мне твои побрякушки, - рявкнул артиллерист. - что ты меня агитируешь, будто политрук! Какой "конец войны"? Мы, может, завтра сдохнем!
- Все сдохнем, - согласился Чекунов. - Кто раньше, кто позже. Костлявую еще никто не обманул... Но и сдохнуть надо - человеком.
- Нахер это нужно, я жить хочу! - здоровяка явно "понесло"
- А они, не хотят?! - голос Фиры, про которую все успели позабыть, ударил по нервам людей. И этот голос словно сорвал какую-то пелену оцепенения с людей. Красноармейцы зашевелились, оглядываясь друг на друга, заговорили неразборчиво.
Ободренная Дольская шагнула вперед:
- Разве, они не такие же люди, как вы? Или, своя рубаха - ближе к телу будет?!
Снова неразборчивое бурчание из толпы.
- Да, что ты лезешь, - ударом кулака в грудь, артиллерист отшвырнул девушку назад. Замахнулся еще раз, но не успел... Сухо щелкнул выстрел, на лице артиллериста проявилось плаксиво-детское выражение, и он всхлипнул и медленно завалился назад, на расступившихся людей. Шилин обернулся: возле прицепа, держась одной рукой за доски борта, стоял капитан Масленников. В вытянутой на всю длину правой руке, лоснился воронением ТТ. Черный зрачок дула качался из стороны в сторону, рассматривая окружающих. Затем ствол медленно опустился вниз.
- Товарищ капитан, - вскочила сбитая на землю Фира, - вы же не видите, зачем вы стреляли?!