Вернувшись докой, я сменила свой деловой костюм на джинсы и свитер, надела ботинки без каблука. Прежде, чем начать действовать, я позвонила в Чикагский университет и долго и нудно пыталась найти Фила Пасиорека. Наконец, кто-то отослал меня в лабораторию, где он работал допоздна.
– Фил, это Вик. Вчера в вашем доме был кое-кто, чье имя мне хотелось бы выяснить. К несчастью, я не знаю, как он выглядит, слышала только его голос.
Я, как могла, описала голос.
– Такой голос может быть у кого угодно, – задумчиво произнес он.
– Никакого акцента, – повторила я. – Возможно, тенор. Ты же знаешь, у большинства людей есть местный акцент. А у него нет. Не гнусавит, как на Среднем Западе, не растягивает звуки, не рычит по-бостонски.
– Извини, Вик. Не могу припомнить. Если мне что-то придет в голову, я тебе позвоню, но приметы очень расплывчатые.
Я дала ему свой номер телефона и положила трубку.
Перчатки, стеганая куртка, отмычки – и я была готова. Засунув бутерброд с арахисовым маслом в карман куртки, я сбежала вниз по лестнице и вышла в морозную январскую ночь. Вернувшись к зданию фондовой биржи, я зарегистрировалась внизу по приказу охранника. Удостоверение он не спросил, поэтому я написала первое пришедшее в голову имя: Дерек Хэтфилд. Поднявшись на пятнадцатый этаж, я вышла, проверила двери на лестничной площадке – не закрываются ли они автоматически – и стала ждать.
В девять часов с нижнего этажа по лестнице начал подниматься охранник. Прежде, чем он поднялся, я скользнула в женский туалет. В одиннадцать свет на этаже погас. Уборщицы, перекликаясь по-испански, собрались уходить домой.
После их ухода я выждала еще полчаса, на случай, если кто-то что-то забыл, потом вышла из своего убежища и пошла по коридору к офису «Тилфорд и Саттон». Мои ботинки тихо постукивали по мраморному полу. На всякий случай я взяла с собой фонарик, но пожарные лампочки освещали помещение достаточно хорошо.
У двери в приемную я осветила фонариком углы, чтобы удостовериться, нет ли там сигнализации. Офисы в зданиях с внутренней охраной обычно не имеют внешней сигнализации, но лучше убедиться в этом еще раз, чем потом пожалеть. Вытащив из кармана «путеводитель детектива» – связку отмычек, я начала возиться с замком. Скоро дверь поддалась, и я вошла внутрь.
Было совершенно темно, только зеленые проблески экстренных сообщений на темных экранах компьютеров. Я невольно поежилась и провела рукой по месту ожога на спине.
Стараясь реже включать фонарик, я прошла мимо столов, заваленных грудами бумаг, к офису Престона Тилфорда. Я не знала, как часто охранники обходят каждый этаж, и не хотела рисковать, включая свет. Дверь кабинета Тилфорда тоже была закрыта, и мне опять пришлось повозиться несколько минут в темноте. Я научилась открывать замки у одного из своих клиентов, к которому испытывала симпатию, но быстроты настоящего профессионала так и не достигла.
Эта дверь была из сплошного дерева – не то что наружная, можно было не опасаться, что свет проникнет через панели.
Тихо прикрыв ее за собой, я зажгла свет и сориентировалась. Один стол, две картотеки. Сначала проверь все, найди закрытые ящики и загляни в них, приказала я себе.
Я работала как можно быстрее, не снимая перчаток и не зная, что именно хочу найти. Закрытый шкаф с документацией содержал договоры для частных клиентов Тилфорда. Я взяла наугад несколько договоров, чтобы поближе их рассмотреть. Не зная, что должно находиться в документации клиента, я размышляла, что же мне надо искать. Казалось, дела были в полном порядке. Я осторожно перекладывала бумаги, сохраняя порядок страниц и аккуратно ставя папки на место, читала фамилии, стараясь найти хоть одну знакомую. И кроме нескольких чикагских бизнесменов, не увидела никого, кто бы был мне знаком лично, пока не дошла до буквы «П». Кэтрин Пасиорек, мать Агнес, была одной из клиенток фирмы «Тилфорд и Саттон».
С бьющимся сердцем я вытащила ее дело. В фирме «Тилфорд и Саттон» хранилась только малая часть баснословного состояния, оставленного дедушкой Агнес. Второго декабря миссис Пасиорек купила две тысячи акций «Аякс». Это заставило меня вскинуть брови. В тонкой папке лежали договоры еще на несколько сделок. «Аякс» была единственной компанией, акции которой она купила в 1983 году. Стоило ли искать дальше? Других клиентов, покупавших акции «Аякса», я не нашла. Однако Тилфорд зарегистрировал гораздо больше проданных акций, чем две тысячи, принадлежащие Кэтрин Пасиорек. Я нахмурилась и занялась рабочим столом.
Стол из красного дерева был сработан на совесть и открыть замок на среднем ящике было непросто. Кончилось тем, что, мучаясь с отмычками, я поцарапала поверхность. В страхе посмотрела я на ящик, но убиваться было поздно.
Тилфорд хранил в столе личную коллекцию: кроме полупустой бутылки виски – это меня не удивило, – у него была тщательно подобранная коллекция откровенной порнухи. Следует, пожалуй, согласиться с идеей Шоу о подсознательной работе ума. Я морщилась, пролистывая журналы, чтобы удостовериться, не попадется ли среди страниц что-нибудь более интересное.
После этого я решила, что Тилфорд должен поставить мне выпивку, и бесцеремонно налила себе виски. В нижнем ящике я обнаружила документы на новых клиентов, возможно, его ультраличные, суперсекретные сделки. Их было девять или десять, включая организацию под названием «Корпус Кристи». Я смутно припомнила, что недавно читала что-то о ней в «Уолл-стрит джорнэл». Это было светское ответвление римской католической церкви, включавшее в себя преимущественно богачей. Папа симпатизировал им: они были консервативны в таких важных вопросах, как аборты и роль церкви в государстве, эта группа поддерживала правых в правительстве и имела сильные церковные связи. По утверждению «Джорнэл», папа так возлюбил эту организацию, что поставил во главе ее какого-то испанского епископа и заставил его, испанца, напрямую подчиняться ему, папе. Это разозлило архиепископа Мадрида, так как подобные светские организации должны подчиняться местному епископу. Но только у «Корпуса Кристи» было много денег, а папская власть получала огромные средства от своих польских миссионерских организаций, и прямо никто ничего не говорил, но в «Джорнэл» это прочитывалось между строк.
Я пролистала бумаги, ища протоколы сделок с «Корпусом Кристи». Сотрудничество началось с небольших закупок в марте предыдущего года. Затем развернулась активная торговля. К декабрю сумма сделок составила несколько миллионов долларов. Но никаких записей о том, куда вкладывались деньги, я не нашла. Мне бы хотелось, чтобы это был «Аякс».
Согласно Бэррету, «Тилфорд и Саттон», по-видимому, занимала в «Аяксе» твердую позицию. Однако единственный след деловой активности «Аякса» – две тысячи акций, купленных миссис Пасиорек в декабре. И более ничего. Где же находятся документы, показывавшие, что именно покупал и продавал «Корпус Кристи»? И почему его нет в общей картотеке? Сейфа в офисе Тилфорда не было. Стараясь как можно осторожнее пользоваться фонариком, я исследовала другие комнаты. В смежном кабинете стоял огромный современный сейф, открыть его можно, только набрав на электронном замке восемнадцать цифр. Мне это было не под силу. Если документы «Корпуса Кристи» в этом сейфе, они под надежной защитой.
Часы на методистской церкви пробили два часа. Я взяла документы «Корпуса Кристи» и миссис Пасиорек, пошла в главную комнату и стала разыскивать копировальный аппарат. В углу стоял большой ксерокс. Пришлось подождать, пока он нагреется. Осторожно светя фонариком, я сделала копии с содержимого двух папок. Чтобы отделять страницы, мне пришлось снять перчатки и засунуть их в задний карман джинсов.