Евгений открыл было рот, чтобы сказать, что все было совсем не так, но вовремя одумался. Какого черта? Ведь ни за что не поверит эта здоровенная американская дубина, что трое русских смогли без помощи его и остальных с блеском выполнить сложнейшее задание. И доказательств никаких у них не имеется…
Он повернул голову и заметил предостерегающий взгляд Симонова. Алексей Васильевич как бы говорил: «Молчи! Ни звука!»
Миронов кивнул понимающе и сказал Коннору:
— Вот и отлично! А то грех бы на душу взяли. Каким бы этот Савимби ни был, все равно живая душа.
Рядом послышался зевок. Это проснулся Загайнов.
— Что-то меня сморило. Устал, как собака. О, а этот, как его, Стайниц где?
— Сбежал твой Стайниц, — усмехнулся Евгений. — Плохо ты его караулил. Вот, записку оставил.
На листке из блокнота торопливым почерком было набросано несколько строк:
«Ребята, извините, что не дождался вашего пробуждения! Но вы так крепко спали… Дела призывают меня, поэтому не могу попрощаться лично. Да вы все и так понимаете, правда? Надеюсь, начальство на вас сердиться не будет. Всего вам доброго. За мной должок. Мы обязательно увидимся! Может быть, в следующей жизни…»
— Какая сука! — задумчиво сказал Сашка.
— И мы лопухи, — добавил Симонов.
А Евгений ничего не сказал. В глубине души он был даже доволен, что Сереге удалось скрыться. Пусть его теперь другие ловят.
Уже утром, в отеле, они услышали по радио официальное подтверждение гибели вождя УНИТА Жонаса Мальейро Савимби в перестрелке с правительственными войсками. Была тяжело ранена и одна из четырех его жен.
— Пятнадцать пуль? — удивился Загайнов. — Они что, потом в его труп стреляли?
— На всякий случай, наверное, чтобы не встал, — предположил Евгений. — А вот женщину жалко, ни за что пострадала.
— Не поверят нам, — вздохнул Загайнов, — Ох, не поверят!
— Кому надо, поверят, — авторитетно заявил Симонов. — А прочим и знать не следует, что на самом деле произошло. Так всем спокойнее будет.
Потом задумался и спросил:
— Хлопцы, а какое у нас сегодня число?
Загайнов зашевелил губами, подсчитывая, потом хлопнул себя ладонью по лбу.
— Так двадцать третье же февраля!
— То-то и оно, — поднял палец Симонов. — День Советской армии! А у нас — ни в одном глазу…
— Американцы не поймут, чего это мы с утра квасим, — попытался возразить Евгений.
— Мы им объясним, — успокоил его Симонов. — Еще и выпить заставим! За Советскую армию…