Наконец поезд тронулся. Пришло время делить полки. В купе с ними ехала еще одна дама. Ее пригласили друзья из Дюссельдорфа. Несколько лет назад уехали туда, обжились и теперь имели возможность зазывать к себе родственников и приятелей. Место у Ольги было третье, на самом верху, но даме, разумеется, неудобно было карабкаться по лесенке, которая больше подходила для обезьян, чем для людей, и сия горькая участь выпала Евгению. А куда было деваться?
Поезд отправлялся поздно, и за окном уже стемнело. Полки в купе опускали проводники, отпирая их особым ключом. Проводники были толстые и очень важные, преисполненные гордостью за свою особую миссию. Еще бы, международные рейсы! Они еле втискивали в купе свои объемистые пуза и, сопя, начинали орудовать хитрой железякой, куда-то ее втыкая и поворачивая. А Евгению вдруг пришло на ум сравнение с военной гауптвахтой. Или с тюрьмой какой-нибудь. Там койки тоже опускают только на ночь. В остальное время можно лишь сидеть или стоять. В соседнем купе кто-то вполголоса сравнивал их вагон с собачьим ящиком. Видимо, не только чета Мироновых была недовольна. Чтобы не мешать проводникам, Евгений отправился в тамбур покурить.
Конечно, в этом тамбуре было потише, чем в обычном, российском. Из перехода между вагонами стук колес едва доносился. Да и сами двери открывались не просто так, а с помощью пневматики, с шипением. Но самодельная жестяная пепельница, висевшая на стене, была до боли знакомой и почти родной.
Евгений закурил, прислонился плечом к косяку и стал сквозь стекло наблюдать за убегающими назад окраинами Москвы. Отсутствовать им с Наташкой предстоит около трех недель. Но, может быть, вернутся и раньше, смотря по обстоятельствам. Вдруг окажется, что расхваленный Карлом Рибевиль на деле — самая обычная дыра, какой-нибудь Мухосранск, только французский. Ну что ж, никогда не поздно будет перебраться еще куда-нибудь, в более цивилизованное место. На месте прояснится. Да и с Карлом у него дома нужно будет поговорить о делах за бутылочкой-другой настоящего немецкого пива…
Позади зашипела, открываясь, дверь перехода. Евгений не обернулся, лишь в отражении увидел, что в вагон вошел крупный мужчина в куртке с поднятым воротником. Удивительно, лето на дворе, сам Миронов стоит в рубашечке с короткими рукавами, легких брюках и сандалиях, а этот вырядился в осеннюю куртку, да еще и воротник поднял!
Вошедший полез в карман, словно бы за сигаретами, замешкался и вдруг, нажав кнопку открывания дверей, резко нырнул туда же, откуда пришел. Что за чудак?! Евгения испугался, что ли? Или жулик какой-нибудь? Кто сказал, что в международных вагонах не бывает обычных воров? Поезд-то идет еще по территории России.
Только по возвращении в купе у Миронова появилось смутное ощущение, что человек в тамбуре ему уже встречался. Или просто походил на кого-то знакомого?
Глава 2
Евгений улыбнулся портье, получил в ответ дежурную улыбку и вышел из отеля прямо на центральную площадь Рибевиля. Была площадь маленькой, уютной, с затейливым фонтаном, на дне которого валялось множество монеток, брошенных туристами. И никто эти монетки не пытался выловить. А на самой площади по субботам проходила местная ярмарка, куда окрестные огородники свозили различную зелень собственного производства. Но наличествовали здесь и всевозможные сыры, и колбасы, и копченые окорока…
А также присутствовали вещевые ряды. Приехали они в Рибевиль в пятницу, и Наташка субботним утром ускакала на рынок — попрактиковаться во французском и, если понравится, купить что-нибудь — «во Франции». Как она практиковалась, Евгений не видел, но вернулась жена весьма довольной и притащила целый ворох платьев, юбок и блузок. Мужу, естественно, не досталось ничего. Не потому, что Наташка не захотела ему что-нибудь покупать или не нашлось подходящей футболки. Просто так у них повелось: она может покупать для себя все, что ей хочется, но Евгению одежду они выбирают вместе.