Задохнувшись от нахлынувших чувств, я зло прошипела, с ненавистью глядя на мертвяка:
— Убью скотину.
— Он уже и так мертвый, — неверно понял мой порыв Нагаш, готовый вновь повторить недавний забег.
Умертвие еще раз призывно «ыркнуло» и, кажется, даже ползти начало бодрее.
И мы побежали. Снова. Но уже не так резво, как в первый раз, и остановились довольно быстро. Аккурат у одного из склепов. Старого, пыльного, но каменного и от того очень надежного.
— Пересидим внутри, — оптимистично предложила я, разглядывая сбитый замок, валявшийся рядом. И вот отчего бы мне, такой умной, не подумать о том, что дверь не просто так недавно открывали и уж точно совсем не для забавы потом закрывали на щеколду. Снаружи. Зачем на некоторых кладбищах крепили щеколды на склепы снаружи, я раньше не знала и никогда об этом даже не задумывалась. До сегодняшней ночи.
Нагаш, которому уже надоело бегать по кладбищу, спасаясь от нежити, с энтузиазмом принял мое предложение, споро отодвинул щеколду. Он тоже не задумывался, для чего их могли крепить.
Дверь поддалась с тихим скрипом. В лицо пахнуло затхлым воздухом старой смерти, а на неудачливого некроманта ко всему прочему вывалился очередной оживленец — на этот раз при жизни бывший женщиной, — увлекая Нагаша на землю.
Она не могла даже рычать. Только сипела и елозила по шее и вороту некромантской рубашки сизым, раздувшимся языком. Нижней челюсти у этой несчастной не было.
К чести Нагаша, он не завизжал, не впал в истерику, только хрипел, ругаясь так, что мне, наверное, стоило бы покраснеть, и пытался спихнуть с себя любвеобильное умертвие. Долгую секунду я смотрела на это дело, не зная, что предпринять.
Потом просто решила импровизировать.
Ухватившись руками за длинные, некогда, наверное, очень красивые, светлые волосы, я дернула ее на себя и чуть не свалилась.
На память в руках у меня осталась половина скальпа страстной дамочки.
— Зараза! — Взбрыкнув, Нагашу удалось скинуть с себя мертвяка. Быстро перекатившись на живот, он почти взлетел в воздух и забормотал, брезгливо передергивая плечами: — Мерзость какая, чтоб я так жил, как она сдохла. Вонь кладбищенская.
— Конечно, кладбищенская. Мы же на кладбище, — подтвердила я, все еще сжимая в руках свой трофей. — Валим отсюда. Найдем место поспокойнее.
— Спокойнее нам будет только за воротами, — уверенно заявил Нагаш. — Пошли!
По инерции я сделала за ним два шага, отбросила подальше кусок вырванной мною прически, отерла руки о штаны и остановилась. За спиной, продолжая лежать так же, как ее оставили, грустно хрипела мертвая дамочка, царапая пальцами землю. Атмосферка — просто превосходная. И я бы с удовольствием, вместо того чтобы наслаждаться обществом нежити, вернулась в общежитие, вот только…
— Не могу я уйти, — грустно поделилась своей бедой с шедшим впереди некромантом.
— Почему? — Он остановился и удивленно на меня глянул через плечо. — Сейчас доберемся до ворот и выйдем. Ты не беспокойся, я знаю, куда идти.
— Да не в этом дело, — призналась я, нагнав поджидающего меня собрата по несчастью.
Мы медленно побрели среди могил, нервно озираясь по сторонам. Близко к деревьям старались не подходить. И говорила я шепотом, поделившись с благодарным слушателем своими трудностями. Слушал он внимательно и только сочувственно хмыкнул, когда я закончила:
— Вот и нужно мне во что бы то ни стало досидеть на кладбище до рассвета.
— Как же тебя так угораздило-то?
Сочувствие в его голосе слышать было приятно. Как правило, люди мне не сочувствовали, считая, раз Асвер на меня взъелся, значит, есть за что. Можно было бы с ними даже согласиться, если бы не одно «но»: я уже столько раз пыталась узнать, за что он меня так невзлюбил, а в ответ получала лишь тяжелый взгляд и злое «потому что дура». Совсем неинформативный ответ рождал внутри лишь глухое раздражение и ответную злость.
— А чтоб я знала. По-моему, он просто рыжих не любит, но признаваться в этом не хочет. А я за это огребаю который год.
Сзади раздался рык. Голодный такой и очень звериный. Нагаш медленно обернулся. Я не решилась. Вжав голову в плечи и до дрожи сжав кулачки, ждала некромантского вердикта.
— Собака.
— Живая? — дрогнувшим голосом спросила я.