Несмотря на то, что мы старались двигаться быстро и успеть до захода солнца, получалось у нас это не очень. Лабиринты улиц становились всё более кручёными и хитрыми, да и к тому же взял своё слово и долгий разговор с главным маршалом. Времени я потерял порядком. И в целом, мог бы уже сдаться и опустить руки, отправившись в ближайший приличный трактир. Однако всё ещё оставался фактор Гаррета, который наверняка доложит о моих действиях начальству, и сотни золотых мне не видать. Но даже не это главное. Арканологом я, как уже говорил, стал по убеждениям. Золото хоть и невероятно важно для меня, как и для любого другого адекватного человека, но всё же не является решающим фактором. И если Остолью угрожает что-то типа уровня-секундус, я должен хотя бы попытаться ликвидировать эту дрянь.
Местами расположения рун я выбрал угловые башни городских стен. Так соблюдалась хоть какая-то геометрическая точность. А чем больше геометрическая точность — тем лучше результат. Уже не раз было доказано, что руны поиска лучше всего работают, если их вписать в правильные геометрические фигуры: квадраты, треугольники, шестиугольники…
Так что мы слонялись от одного угла города к другому. Гаррет с интересом наблюдал за моей работой, однако не мешал и с расспросами не лез, за что я был ему благодарен. Руны всегда требовали аккуратности и особого таланта чертёжника. Любая ошибка могла перечеркнуть всю работу. И хотя сами руны поиска не считались сложными, а я уже давно не был сопливым учеником, от ошибок это меня не страховало. Поэтому нарушать концентрацию досужими разговорами мне не хотелось.
Пару раз к нам подходили патрульные и интересовались, чем я, собственно, таким занимаюсь. Я их даже отчасти понимал. Стоит рядом с крепостной башней какой-то тип и малюет углём пентаграммы. У меня бы тоже возникли вопросы. Слава Создателю, Гаррет, которого в среде стражников похоже неплохо знали, каждый раз отгонял особо ретивых служак. Два раза удалось отшутиться и бросить многозначительное: «По приказу главного маршала». В третий раз пришлось прикрикнуть. Что-то молодому стражнику во мне не понравилось.
Примерно к шести вечера я закончил работу. Точнее — заканчивал.
Закатное солнце ласково облизывало каменную верхушку крепостных стен. Где-то надо мной лениво позёвывали караульные с копьями наперевес. Благопристойные граждане и мелкие лавочники потихоньку разбредались по своим домам, в окнах разгорался тусклый оранжевый свет ламп и свеч, а вереницы бродяг и нищих медленно шагали по улицам, отыскивая место, где можно переждать ночь, не попавшись на глаза страже.
Где-то вдалеке раздавались полупьяные вопли и низкий женский смех. Город дневной засыпал, просыпался город ночной. Лавочники сменялись гуляками, попрошайки — головорезами, а вольготные утренние патрули — собранными и подтянутыми стражниками-ветеранами, прошедшими Чёрную переправу и Сорново поле.
День сменялся ночью, но город не вымирал, а продолжал жить. Как и всегда в таких местах. Я же надеялся закончить свою работу за час-два максимум, чтобы успеть хотя бы ненадолго присоединиться к ночному веселью.
Я аккуратно довёл линию. В целом, после того как рисунок завершён, всегда следует приступ мигрени. Так руны сигнализируют об обнаруженных магических эманациях. Чем они сильнее, тем сильнее приступ, всё просто. Это ощутят все в области поиска, у кого есть хотя бы толика магического дара. Маги, арканологи, особо набожные священ…
В ту же секунду по голове словно ударили молотом.
Я упал на колени, выронив кусок угля, которым чертил руну. По глазам пробежала чёрная пелена, сузив окружающий мир до одной-единственной точки, едва видимой из-за всполохов черноты. Отключился слух, обоняние и, кажется, вообще возможность связно мыслить. Всё моё существование превратилось в одну лишь боль, от которой хотелось раздирать на себе кожу и вырывать зубы. Я ощутил, как что-то влажное капает мне на ладонь, струится по подбородку и течёт по шее. Кровь, хлынувшая потоком из носа.
Кажется, я стонал. Точно не помню. Или выл.
Приступ продолжался недолго. Всего минуту. Но за эту минуту я понял, что ощущает еретик, когда его голову зажимают пыточными тисками Белые Храмовники.
— Господин арканолог… — донёсся до меня чей-то голос на краю слуха. — Господин арканолог…
Я продолжал стоять на коленях, глядя возвращающимся зрением на серый камень мостовой.