– Искать тоже надо уметь, – возразил Бук. – Если бы я не закричал, ты и сейчас искал бы меня. Как же ты отыщешь поляну, где ночует солнце, место, где росла рябина, и папу? Я думаю, нам надо пойти вместе. А еще – пригласить с собой Машеньку. Охотники убили ее маму – медведицу. Ей очень скучно живется одной, и она обрадуется. Кроме того, если ты попадешься в какую-нибудь ловушку, она поможет мне выручить тебя.
– Нет, – не согласился Бориска, – Машенька может меня съесть.
– Она добрая, – возразил Бук, – и маленькая. Ей всего-то несколько месяцев.
– Знаешь что, – сказал Бориска, – надо засыпать смолу листьями, чтобы она никого больше не обманывала.
– Правильно, – сказал Бук. – Пусть не блестит, не притворяется водой.
И друзья навалили на черную смолу огромную кучу листьев. Бориска забрался наверх, попрыгал, утрамбовал листья и удовлетворенно сказал:
– Вот так…
БЕРЛОГА, В КОТОРОЙ КАК БУДТО НИКТО НЕ ЖИВЕТ.
– Ты родился в деревне около нашего леса? – спросил Бук, когда они пошли к Машеньке. – Я иногда бываю в деревне, но тебя почему-то не видел.
– Нет, – сказал Бориска, – мы приезжаем сюда с мамой и папой только летом, отдохнуть. И иногда папа берет меня с собой и зимой, покататься на лыжах. А всегда мы живем в городе.
– Понятно, – сказал Бук, – я кое-что уже слышал о городе, он очень каменный и большой. И, наверное, с каждым летом подходит все ближе к нашему лесу, посылает в него все больше и больше своих автобусов. Скажи, он близко?
– Не знаю, – задумался Бориска. – Летом мы едем в деревню сначала на теплоходе. Потом, когда теплоход причалит к пристани, пересаживаемся на попутный грузовик и еще едем. А зимой едем только на одном автобусе. Но – дольше, чем летом.
– Значит, зимой город возвращается в свою берлогу спать, – сказал Бук.
– Город никогда не спит. Ни летом, ни зимой.
– Может, и не спит, – согласился Бук, – а просто лежит в своей берлоге и ждет весны. Как-нибудь я соберусь и схожу посмотреть на него.
Так они шли и не спеша разговаривали, и лес переставал казаться Бориске непонятным и непролазным. Птицы, перелетая с ветки на ветку, пели веселые песни, а солнце выкатилось почти на середину неба и ласково улыбалось. И Бориска подумал, что, наверное, еще ни одному мальчику не удавалось вот так подружиться с бурундуком, идти вместе с ним по той особенной, известной только бурундукам, дороге, которая, не видимая для человека, прячется то в высокой траве, то под осыпавшейся хвоей, то под старыми листьями.
На всякий случай он спросил Бука:
– А в вашем лесу не встречаются волки или рыси? Я слышал, что рыси умеют совсем неслышно нападать на людей.
– Раньше было много и тех, и других, – ответил Бук. – Но тогда не часто встречались охотники. А сейчас охотников стало так много, что нельзя и шага шагнуть, чтобы не наткнуться на них. Они бродят по лесу и стреляют во что попало… Такие дела! – добавил он невесело.
– Неужели в вашем лесу не осталось никаких зверей? – удивился Бориска. – Папа говорил мне, что в нем водятся зайцы, волки, рыси и даже медведи.
– Люди не всегда хорошо знают то, о чем говорят. Хотя им кажется, что никто лучше их об этом не знает. В нашем лесу живет только один заяц, но и он уже никому не доверяет, боится всякого шороха и даже меня не подпускает к себе ближе чем на сто шагов. И еще у нас живет Машенька. Я говорил тебе о ней. Охотники хотели поймать Машеньку, но ей удалось убежать. Теперь она живет на окраине леса, в самой середине непроходимого болота. Машенька не такая трусиха, как заяц. Когда мы придем к ней, она угостит нас малиной из своего малинника, а может, даже и медом.
– Я тоже умею угощать своих друзей, – сказал Бориска.
– Понятно, – сказал Бук. – Я очень рад, что познакомился и подружился с тобой. А теперь нам надо повернуть направо, иначе мы можем пройти мимо единственной тропинки, которая приводит к середине непроходимого болота.
И они повернули направо, где около старого рыжего муравейника нашли начало болотной тропинки. Бук легко и уверенно пошел впереди Бориски.
– Знаешь, – говорил Бук, то и дело оглядываясь: слышит ли Бориска, – мы, звери, звали медведицу тетей Мотей: она страшно любила мотать головой. И очень боялись ее.
А потом узнали, что за всю свою жизнь она никого не обидела. Такие дела… – добавил он грустно, продолжая семенить впереди Бориски. – Теперь в малиннике без нее стало как-то скучнее.
Бук замолчал и некоторое время, пока тропинка не дошла до середины непроходимого болота, бежал, уже не оглядываясь на Бориску. Наконец в густых кустах показалась куча хвороста. Бук остановился, вскочил на кочку и, делая вид, что умывает лапками мордочку, смахнул украдкой две крошечные слезинки.
– Вот мы и пришли, – сказал он.
Под кучей хвороста, на старом фанерном дне от ящика, прибитом к толстой ветке куста, было написано ярким малиновым соком: «Не стучать, в берлоге никого нет».
– Мы, наверное, слишком поздно пришли, – сказал Бориска.
– Нет. Машенька дома, – сказал Бук. – После того как она осталась одна и построила себе новую берлогу, сорока придумала такую надпись. Чтобы обмануть собак, если они отыщут берлогу. Понимаешь, когда собаки прибегут и прочитают то, что написано, они так же, как и ты, подумают, что в берлоге никого нет. Да Машенька никогда и не входит в берлогу через главную дверь. Эта дверь такая же обманная, как и надпись. Настоящая дверь находится совсем с другой стороны берлоги. И она сделана так незаметно, что даже я не всегда сразу нахожу ее. Сейчас ты увидишь, как я постучу в дверь, и услышишь, как Машенька спросит: «Бук, это ты?»
И он нашел незаметную дверь и постучал условным стуком. Но за дверью было тихо.
– Странно… – сказал Бук и постучал сильнее.
Никто не отозвался и на такой стук.
– Совсем странно… – сказал Бук и вопросительно посмотрел на Бориску. – Может, Машенька спит и не слышит? Постучи ты, – сказал он Бориске.
Бориска постучал.
– Не так, – сказал Бук. – Надо стучать ногой. – Бориска постучал ногой. Послышалось недовольное ворчание.
– Пугает, – сказал Бук.
Он просунул мордочку в щель между ветками и крикнул в берлогу:
– Машенька, неужели ты не узнаешь меня? Почему так долго не открываешь?
– Но ты не один, – ответила Машенька. – С тобой еще кто-то, и, по-моему, это – человек.
– Совсем маленький человек, – сказал Бук. – Он мой друг. Открывай!
– Ладно, – сказала Машенька. – Сейчас открою.
Она долго открывала потайную дверь. Было слышно, как сначала Машенька оттаскивала что-то от нее, потом отодвигала задвижку, а потом уже открылась и сама дверь.
– Здравствуйте, – сказал Бориска. – Вы напрасно остерегаетесь меня. Я никому не собираюсь делать зло.
– Здравствуйте, – ответила Машенька. – С первого взгляда очень трудно бывает понять, может кто-то сделать зло или не собирается его делать. Проходите, пожалуйста. – Она посторонилась, пропуская в берлогу Бориску, потому что, пока они разговаривали, Бук уже прошмыгнул внутрь помещения.
– У вас очень удобная берлога, – сказал Бориска, украдкой посматривая на лохматую Машеньку.
– Спасибо, – сказала Машенька. – Мне самой нравится моя берлога. И она стала бы совсем замечательной, если бы не надо было думать об опасности, о том, что собаки могут однажды вынюхать тропинку и найти меня.
– Бориска прогонит собак, если они придут сюда, – сказал Бук.
– Конечно, – сказал Бориска. – Я обязательно их прогоню отсюда.
– А разве Бориска сам не боится собак? Ведь их может быть очень много? – лукаво спросила Машенька.