Что же произошло за эти одиннадцать дней? Да почти ничего. Это его и утешало.
Слетав в Штаты с марихуаной и древностями, Кэрби сказал себе, что, коль скоро храм погиб, следовало бы уделить побольше внимания работе на грузовых фрахтах. Но у него не хватило на это силы воли. Четыре дня просидел он у Крузов в своем гнездышке, сетуя на судьбу и просматривая видеокассеты: «Капитана Блада» с Эрролом Флином, «Багрового пирата» с Бертом Ланкастером, «Китайские моря» с Кларком Гейблом. Он лакомился стряпней Эстель, попивал пивко, играл с Мэнни в карты и голыши и не строил никаких планов. «Синтия» стояла, одинокая и никому не нужная, в своем ангаре из древесных крон. Сообщений не поступало, и просвета не появлялось.
Зато появился Томми Уотсон. В прошлую пятницу, пополудни, единственный из индейских заговорщиков, бывавший у Кэрби дома, вышел по тропе из джунглей на помидорные грядки и гуляющей походкой приблизился к Кэрби, который сидел на корточках в пыли, готовясь метнуть в сосуд камешек. Рядом стояли двое из младших Крузов.
— Ну как, Кимосабе? — спросил Томми.
— Спекся, — ответил Кэрби своей обычной шуткой.
— Что-то не видно тебя в старых стенах.
— А где они, старые стены? Ну-ка, замри на секунду. — Он тщательно прицелился, сделав все, как надо, метнул камешек в цель и промазал. — Ты меня сбил, — укоризненно сказал он Томми и добавил, обращаясь к детям: — Ладно, я еще сведу с вами счеты.
Он пошел к дому, Томми зашагал рядом.
— Что творится на моем участке? — как бы между прочим спросил Кэрби.
— Ничего.
— Шумиха улеглась?
— А не было шумихи, — отвечал Томми. — Никто не приезжал, только тот индюк, что запродал тебе землю.
— Инносент? И больше никто? И легавых не было?
— Нет, равно как и пожарных, фермеров, моряков, шоферов и студенток. Проще говоря, никого.
— Ладно, Томми, не ершись.
— Я рад, — сказал Томми, когда Кэрби распахнул двери своего обиталища. — И я не в анабиозе. Я хожу и гляжу.
— Ладно, ладно, садись. Пива хочешь? Может, расскажешь, что и как?
Они сели, и Томми рассказал о том, чего не происходит на руинах бывшего храма. Они весь вечер и всю ночь гнули спину (это Томми подчеркнул особо), «обесхрамливая» холм, а никто так и не прибыл на церемонию закрытия. Индейцы прождали всю субботу, укрываясь, как и столетия назад, в хитрых засидках, но на равнине не появился ни один полицейский «лендровер», ни один фургончик с репортерами и фотографами, ни один грузовик, набитый археологами. Аэрофотосъемку тоже никто не производил, да и вообще ничего не случилось.
— Скука была смертная, — заключил Томми.
— Иногда полезно и поскучать. Что было потом?
— То же самое, только еще скучнее.
Воскресенье прошло так же, как суббота. Пополудни индейцы уже не утруждали себя дозорной службой, просто слонялись иногда вокруг холма, проверяя, не началась ли там какая-нибудь суета. А она все не начиналась.
— Они пасли вас издалека, — предположил Кэрби. — Хотели поймать с поличным или просто застукать на участке.
— Мы об этом тоже подумали и сидели тихо. В воскресенье Луз пошел в миссию разузнать, нет ли каких вестей или слухов. Нет. Все чисто и тихо.
— Девица собиралась обратиться к властям, тут и сомневаться нечего.
— Ну, может, оно и так, только никакие власти не совали к нам нос. — Томми допил пиво. — Есть еще бутылка?
— Расскажи про Инносента.
— Я слишком иссох.
Кэрби принес ему пива, и Томми сказал:
— Это было днем в понедельник. Он приехал с другим парнем, таким тощим дергунчиком.
— У него есть помощник в Бельмопане, молодой, — объяснил Кэрби.
— Значит, тот самый и есть. Они приехали на классном новеньком пикапе из дорожного министерства. Так на дверцах было написано.
— И что они делали?
— Ходили по холму. Твой дружок…
— Зови его Инносентом, а не «моим дружком». Чем он там занимался?
— Вышагивал туда-сюда. Пинал землю, бесился, недоумевал, отлил разок. Тот, что был с ним, вроде дрейфил. Они были похожи на хозяина и собаку. Маленький бегал по кустам, все вынюхивал, будто кролика гонял.
— А потом?
— Потом уехали.
— Томми!
— Ну чего? Постояли на холме. Твой дружок чесал в затылке, маленький носился взад-вперед, заглядывал под камни. Потом уехали.
— Это было в понедельник?
— А нынче пятница, как говорят в миссии. И никаких гостей больше не было. Все вроде чисто.
Кэрби начинал склоняться к такому же выводу. Может, Валери Грин была в таком состоянии, что власти просто не обратили внимания на ее рассказ? Всякий, кто слыхал об этом участке, так бы и сделал.
Следовательно, возникал вопрос: что нужно Инносенту? Почему его принесло сюда именно сейчас? Что он искал? Уж кому-кому, а Сент-Майклу должно быть известно, что никакого храма тут нет. Так за чем он охотится? Через какой же «испорченный телефон» дошла до Инносента эта история, если он поверил, что на земле Кэрби есть любопытные вещи? И кто рассказал ему эту историю?
Всю субботу и все воскресенье Кэрби ломал голову над этими вопросами и гадал, почему никто не прислушался к заявлению Валери Грин. Наконец он додумался до версии, которая, как ему казалось, объясняла все события.
Валери Грин была истеричкой, особенно когда речь шла о похищенных древностях. Допустим, что она поехала в город, во всю глотку проорала свое заявление и потребовала немедленно послать к храму войска. Как поступит полиция? Иметь дело с сумасшедшей там не захотят, но и на улицу ее не выкинут. На всякий случай. Значит, передадут другому ведомству. Там сделают то же самое, и так далее. Пока кто-нибудь не вспомнит, что когда-то эта земля принадлежала Сент-Майклу. Один звонок ему — и станет ясно, что никакого храма там нет и быть не может.
Тем временем Валери Грин заложит и Лемьюела как соучастника. Кто-нибудь допросит его. Известный американский ученый и правительственный чиновник заверят всех в том, что дамочка говорит невозможные вещи, а та, в свою очередь, будет драть глотку у одного столоначальника, потом у другого… Да, может быть, так и вышло. Очень даже вероятно, коль скоро никто не провел даже беглого расследования.
В эту версию, как ни в какую другую, укладывались все факты, и ко вчерашнему дню Кэрби уже свято верил в ее истинность. Валери Грин никто не поверил. Любопытство Сент-Майкла осталось неудовлетворенным. Может, в Бельмопане или Белиз-Сити и была маленькая буря в стакане воды, но теперь все спокойно. И Лава Шкир Ит может снова восстать из руин!
Не было никаких причин выжидать дальше. Томми и его коллеги спешно лепили каменные барельефы, терракотовые сосуды с отбитыми краями и прочее, а у Кэрби были два покупателя — Бобби и Уитчер с Фелдспэном, которые уже видели храм. Пора было браться за дело и продавать им предметы доколумбова искусства.
Извините, ни нефрита, ни золота нет. Должно быть, храм стоял в небогатой деревне.
Итак, вчера Кэрби наконец стряхнул оцепенение и снова обрел решимость. Вчера вечером он договорился о грузовом фрахте и в субботу полетит во Флориду. А сегодня, оставив Мэнни у Шаткого моста, он отправился на почту, чтобы дать телеграмму Уитчеру и Фелдспэну.
На выходе он встретил самого черта. То бишь Инносента.
— Ну-ну, — буркнул тот, пытливо разглядывая Кэрби, — мой старый приятель. Что-то ты исчез куда-то.
К привычным злорадным ноткам в его голосе прибавились какие-то новые, да и улыбка выглядела фальшивой. И рукопожатие было не то. В первое мгновение Кэрби показалось, что Инносент вроде бы как подделывается под Инносента.
— Отдыхал, — ответил Кэрби.