Сколько времени я бежал тогда и какое расстояние преодолел, знать я не мог. Просто в какой-то момент остановился и осознал, что пути назад уже нет. С тех пор я испытал на своей шкуре все тяготы бродячей песьей жизни... Прятался я в парках, в перелесках, в разбитых ящиках. Подбирал объедки. Я на собственной шкуре прочувствовал, что такое проливной дождь, лютый холод и адская жара. Но это было не самым ужасным воспоминанием. Самым ужасным была людская жестокость. Для кого-то из тех, к чьему роду я принадлежал изначально, я был опасным, кто-то считал меня разносчиком заразы, а для кого-то я был всего лишь пустым местом.
Меня били, в меня бросали камни, меня прогоняли от магазинов и лавочек, где я всего лишь хотел погреться или выпросить еду. На меня постоянно кричали, замахивались палками, путали с мусорным ведром.
И прежде, чем я стал конкретным уличным псом с территорией и понятиями, мне пришлось побыть «шестеркой» у более сильных псов, и пришлось терпеть унижения от людей, пока не научился выстраивать границы и чувствовать, кому из двуногих можно доверять, а кому – нет.
Я плакал ночами. Я вспоминал родных, которые поседели из-за меня раньше времени, я вспоминал Юльку, которую так страшно обидел, я вспоминал тех самых котят в мешке… Выловить бы их тогда, отдать бы Юльке и ничего бы не случилось.
Как-то, в одну промозглую осеннюю ночь, когда я укрылся в одном из подвалов, ко мне явилась кошка. Я так и не смог понять, снилась она мне или я видел ее наяву. Эта кошка, серая в черную полоску, напомнила мне мать тех самых котят. Она сидела напротив и смотрела на меня с осуждением.
- Пожрал бабкиных конфет? – вдруг спросила она. – Ты за них детенышей моих утопил!
- Кто ты? – спросил я в ужасе.
- А ты знал, что мы кошки–проводники. Мир нынешний, мир потусторонний? Знал? – кошка склонила голову на бок.
- Н-нет…
- Смешной, глупый пес! Мерзкий жестокий человечишка! – заурчала киска недобро. – Пока ты метался по улицам, тебя мог прикончить, кто угодно, но я хочу дать тебе шанс.
- Какой? – не понял я, но приготовился слушать эту странную кошку.
- Ты облик прежний обретешь, как только смерть свою найдешь, - пропела кошка.
- То есть, если я умру, то снова стану человеком? – уточнил я.
- Не все так просто… Бесславная кончина никого не красит. А умереть ради кого-то такие как ты не способны. Чистая душа, чистые помыслы. Ты с этим незнаком. Прощай!
Кошка задрала хвост трубой и растворилась, слившись с дымкой осенней ночи.
Сны, снова эти ужасные сны…
Я вскакиваю и вою. На весь дом, наверное. Впервые я увидел свои сны так ярко. Впервые они были цветными. Ко мне босыми ногами шлепает Машка, садится передо мной на пол и кладет мою голову себе на колени.
- Испугался, Дармик? И я испугалась! Мне страшные дядьки приснились, - признается Машка.
Стараясь утешить мелкую, я прижимаюсь к ней поплотнее. Она обнимает меня, гладит по голове. После встает и зовет меня с собой. Мы вместе с ней направляемся в небольшую комнатку, где за вязанием пинеток дремлет Юлька. Машка будит мать, говорит, что нам приснились дурные сны и просит почитать сказку.
- Садитесь рядышком, - командует Юлька и достает с полки красочную книгу сказок.
Мы с мелкой усаживаемся на мягкие подушки, которые раскладываем тут же, на полу, и готовимся слушать мелодичный Юлькин голос. «В некотором царстве, в некотором государстве…» Машка засыпает быстро. Юлька перекладывает ее на раскладной диван. И мы теперь наблюдаем беспечный детский сон.