Выбрать главу

– А тебе что, отдельное приглашение требуется? – строго спросил колдун.

–Ну, ты даешь, старик, как же он сюда влезет, – загрохотал Хэм, – он же не поместится! А поместится, так всех нас передавит!

– Не передавит, – буркнул колдун, и точно – ванна раздалась, так что стала размером с небольшой бассейн, и слон прекрасно уместился, после чего ванна закружилась, взвилась юлой в воздух и рванула с бешеной скоростью куда-то на восток.

12. Красивый ник – залог успеха

Полет в медной ванне крайне неудобен. Ванна в полете непрерывно гудит и дрожит, и кажется, что она вот-вот рассыплется, и ты ухнешь с высоты на землю, а земля, она очень твердая. Но мои герои вели себя стойко. Стойче всех, конечно был Семен Семенович в виде слона. Он просто зажмурил глаза, поджал уши (насколько может поджать уши слон) и пытался мурлыкать. Мурлыкать, конечно, не получалось, а получалось издавать время от времени утробный рев. Василию было не по себе. Вибрация ванной неприятно отзывалась в животе и вообще, было страшно. Проводник участливо посмотрел на позеленевшее лицо подростка и хлопнул себя по лбу.

– Совсем забыл! Самое-то главное!

– Что? – встрепенулся Хэм, все время, как и положено герою, спокойно сидевший на дне ванной.

– Имя! Ник, как это у вас сейчас говорят. Ник должен быть длинный и красивый.

– Ну, этого мне не занимать, – приосанился Хэм. – Имя у меня подходящее. Эрнст Миллер Хемингуэй – вот как меня зовут по паспорту.

– Правда, по собачьему паспорту, – хохотнул Василий. Хэм метнул на него грозный взгляд и щелкнул кинжалом в ножнах. Да, пирожки Кондратьевны сделали из него героя хоть куда!

– Имя и вправду подходящее, – кивнул маг. – Только мы его модифицируем чуток. Эрнст – ведь это честный? Значит, будешь Назих. Миллер – мельник, не слишком величественно. Но мельники, они же мелют муку, то есть дробят зерно. Значит, ибн Хашим. Вот с Хемингуэем загвоздка. Что он вообще значит, Хемингуэй этот.

– Это писатель такой, – поспешил пояснить Василий. – Очень успешный. С бородой и трубкой, в свитере.

– Да, у арабов с писателями трудно. Да и с трубками тоже. У них все больше поэты и кальяны… Хм, тогда будешь Шади – певец! Назих ибн Хашим по прозвищу Шади! Согласен?

– Годится, – хлопнул себя по ляжкам обеими руками Хэм. – А этого как назовем, и кто он вообще будет? – и кивнул в сторону Василия.

– А он будет иноземный принц, которого ты освободил из плена разбойников. Вот только-только освободил, так что он и переодеться не успел, – ответил Максим Константинович, критически посматривая на футболку и джинсы Василия. – И вообще он скрывает свое благородное имя, опасаясь преследований коварной мачехи. Поэтому зовут его просто – Царевич. Тем более, что Василий и значит – царь.

– Не, так просто я не согласен, – возмутился подросток. – Что это Хэму такие звучные имена подобрали, а я просто какой-то Царевич?

– Позвучнее, говоришь? – Хитро улыбнулся старик. – Ну, вот тебе позвучнее – Заглюль. Очень красивое имя. И очень тебе подходящее.

– Вот это – совсем другое дело, – обрадовался свежеиспеченный Заглюль. Красивый ник – залог успеха!

13. Семиглазая башня

Дэв, который похитил красавицу-птицу, обитал не в горах. Башня его, прозванная семиглазой (по числу украшавших ее окон), стояла на острове, со всех сторон окруженном бурной рекой, и высокие стены оберегали башню, делая ее почти неприступной с воды ли, с суши ли… Но не с воздуха! С окрестными джинами у дэва были хорошие отношения, они хаживали друг другу в гости, поэтому нападения с воздуха дэв не ожидал. А зря! За стенами вокруг башни располагался обширный двор, на котором было как раз достаточно места для приземления летающей ванны. Так что ванна благополучно села и обратилась обратно в котелок, после того, как ее покинули пассажиры.

Семен Семенович нежно хоботом обвил стан Хэма (ой, извините, Назиха ибн Хашима, известного также, как Шади) и посадил его себе на спину, после чего деликатно постучал все тем же хоботом в ворота башни. (Ах, какие это были чудесные ворота! Окованные тройным железом, с изображением духов воды, воздуха и огня, с устрашающими надписями на чистом арабском языке, которых, конечно, ни Хэм, ни Василий разобрать не могли, а их высокоученый проводник, если и разбирал, то особо тем не хвастался)

Дверь открыла старая карга.

– Как вы смеете, презренные, тревожить сон моего господина, да будут годы его жизни неисчислимы, как пески пустыни Шах! – воскликнула она и выхватила кривой ятаган.