Приключение Мишки Макаревича
- Вот у Сарамаго хорошие книги, нобелевский лауреат он, почитай.
- Кто такой?
- Португальский писатель.
- И о чем он пишет?
- Он уже умер, к сожалению. Писал о жизни, конечно, задавался извечными вопросами о её смысле, и о том, что такое смерть.
- Надо почитать, как-нибудь, на досуге. Ну а твое писательство как продвигается?
- Нормально, вот псевдоним себе придумал.
- Какой же?
- Касаев. В честь хутора, где живу.
- Занятно, - Мишка затянулся кальянным дымом из длинного мундштука и выпустил густое облако белого пара, - о чем ты пишешь?
- Я писатель эпохи постмодернизма.
- Что это? Что такое постмодернизм? - откинувшись на спинку мягкого дивана, спросил Мишка, внимательно глядя на меня.
- Эпоха после модерна - это многовариантный путь развития цивилизации, то время, в котором мы живем. Понимаешь, происходит перегруз информации, переход от реальности к симуляции, бомбардировка сознания брендами и торговыми марками.
- В общем, ничего непонятно.
- В литературе уже все придумано, все архетипы и штампы, если придумал что-то новое то - молодец! Остальным приходится шутить и иронизировать, в этом весь посыл современного книжного ремесла. Работа над прошлым, смешение жанров.
- Ясно.
Я достал из кармана джинс айфон, ткнув пальцем по сенсору несколько раз, вытянул руку-веточку вперед и показал собеседнику экран мобильника: «Вот смотри-ка, хорошо получилось?»
- Твоя книга? Федор Касаев, надо же - тонкие брови Михаила поднялись к верху, на лбу появились две морщины от удивления, карие глаза блеснули огоньком интереса.
- Моя, - торжественно изрек я, - самостоятельно на сайте одном облогу сделал, теперь на интернет-площадках продается.
- И как торговля? Много наторговал?
- Ну так, хватает.
- Ну ты даешь, конечно, так и представляю как ты будешь говорить: «Сегодня у меня встреча с почитателями моего таланта в литературном клубе, Михаил, извольте присутствовать, порадуйте глаз своим видом»
- Ага, - я улыбнулся, шутка пришлась мне по вкусу.
- Будут дамы и вино, сердечно прошу заглянуть на чудный, изумительный и животрепещущий вечер в литературный клуб Марьевска.
- Именно так и будет!
- Вашему вниманию будут представлены мои новые произведения в жанре постмодерн, проза и романы с повестями. Будут публичные чтения и обсуждение моих произведений.
- Точно так и будет!
- А ты и над имиджем уже писательским работаешь во всю - такие же усы и бороду отрастил как у Антона Павловича Чехова.
- Ну не сказать, что я прям поклонник его малой прозы, но «Вишневый сад» оче..
- Я пойду попрошу угли, чтоб нам поменяли и ещё пива себе возьму. Ты будешь? - перебил Михаил, протягивая мне мундштук кальяна.
- Я буду квас, за рулем же, ехать домой еще, если б ты меня у себя оставил на ночь, но ты ведь не хочешь.
- Неа, братья приехали, сестра еще со мной живет, места нет в квартире, ладно, закажу квас тебе.
На стенах кальян-бара «Hookah» висели, в ширину по метру каждый, красные гобелены с желтой каймой. Светло-бежевые диваны для гостей как барханы пустыни возвышались над черной половой плиткой с золотистыми восточными узорами. В нескольких местах бара, на полу, лежали ковры ручной выделки, на одном из них чернел прожег от упавшего с кальяна угля. Широкое окно, на одной из стен скрывала золотистая занавесь из органзы и темно-коричневые шторы.
- Ну а у тебя что нового? - протягивая мундштук кальяна, спросил я вернувшегося из туалета друга.
Мишка достал кожаное портмоне, поковырявшись в нем пару секунд, вынул оттуда визитную карточку и протянул ее мне. Я взял новенькую визитку и прочитал: «Михаил Михайлович Макаревич, начальник отдела закупок ООО „Фаренгейт“»
- О! повысили? Поздравляю.
- Ага, есть такое дело, неделю как, - Мишка провел рукой по голове подстриженной под 0,3 и улыбнулся тонкогубым ртом.
- Здорово! - я вернул карточку, - карьерный рост, благодать.
- Много забот, конечно, обязанностей круг вырос, - карие его глаза играли огоньком.
- Но и материальная составляющая, разумеется, возросла.
Мишка затянулся кальянным дымом и сказал, выпуская белый пар:
- Не без этого, ты на вечер встречи не приезжал в этом году зимой?
- Неа, хоть и десяточка уже пролетела, а ты я так понял, тоже не ходил?
- Работал, не успел.
За окном начиналась летняя ночь. Через двадцать минут мы скурили кальян и решили покинуть бар, чтобы отправиться восвояси. Под светом уличных фонарей лицо Макаревича стало желтушными как у человека с больной печенкой. Длинный и худой я был на две головы выше невысокого Михаила, тому приходилось задирать голову, смотря на меня: