Жоржет содрогнулась:
— Quelle horreur![19] Представьте, что стало бы с Папином. Или с мадам Жу.
— Совершенно не обязательно переходить на личности, Жоржет.
— D’accord.[20] Эти брюки я выбрасываю.
Беннетт вздохнул. Он и правда совершенно не умел есть аккуратно. Правда и то, что после каждой еды эти белые брюки приходилось стирать; а иногда они не доживали в чистом виде даже до десерта. Но в его нынешнем положении обновлять гардероб было совершенно немыслимо. Он решил сделать последнюю попытку спасти брюки. Они, ко всему прочему, были ему дороги еще и потому, что их подарила одна девушка из Сен-Тропе, о которой у него остались самые приятные воспоминания. Еще одно лето они протянут.
Жоржет наклонилась к нему и несколько раз ткнула в грудь железным пальцем.
— Non, non et поп. Вы что, собираетесь в лохмотьях ходить перед всей деревней? Выставить меня на посмешище решили? А?
Беннетту стало не по себе. Однажды ему уже пришлось столкнуться с неудовольствием Жоржет, когда, несмотря на ее настойчивые просьбы, он отказался выбросить старинный, но еще довольно прочный твидовый пиджак. Тогда он был наказан недельным молчанием, да к тому же она так накрахмалила его исподнее, что у него потом… уфф, ему совсем не хотелось снова сердить эту дамочку.
— Ну хорошо, Жоржет. Я прикажу своему шоферу отвезти меня в Париж на следующей неделе и куплю себе новый летний гардероб. От Шарве.
— Несомненно, — в тон ему ответила она. — А я пока выиграю «Тур де Франс».
Жоржет подобрала с пола одежду и с широкой улыбкой триумфатора вернулась на кухню.
Беннетт взглянул на часы — ух ты, уже одиннадцать! Почта уже должна прийти, и, наверное, будут ответы. Прошло больше двух недель с того момента, как он разместил в газете свое объявление. Сам он провел большую часть этого времени впустую — занимался клиентом из Цюриха, который в последний момент решил, что для того, чтобы реализовать давнюю мечту о загородной жизни, совершенно не обязательно покупать дом в Провансе, а вполне можно обойтись квартиркой в Женеве. Беннетт услышал, как Жоржет на кухне довела радио до привычного ей рабочего состояния, то есть включила на полную громкость, и тихонько вышел из дому. В состоянии нетерпеливого ожидания он направился к почте в надежде на мешок ответов, сулящих ему радужное будущее.
Месье Папин прищурился из-за окошка выдачи корреспонденции, кивнул и положил на прилавок газету и большой коричневый конверт, тяжелый и пухлый на вид. Газету он придвинул к Беннетту, а конверт взвесил на ладони.
— Вам важный пакет, — сказал он. — Из Парижа.
— Ah bon,[21] — произнес Беннетт.
— С вас семь франков пятьдесят сантимов, на конверте не хватает марок. Но, если вам угодно, я могу отослать его назад.
В деревне было всем известно, что таким образом Папин зарабатывает себе маленькие pourboire:[22] немного прибавит здесь, возьмет сверху там, правда только в том случае, если знает, что это сойдет ему с рук. Три франка да два франка — глядишь, и наберется на несколько бутылок хорошего вина на Рождество. Беннетт вручил ему семь с половиной франков и попросил квитанцию. Папин нахмурился и пообещал на днях выписать ему парочку. Мужчины вежливо, но холодно раскланялись, и Беннетт вышел на воздух. Редко случалось, чтобы люди были ему настолько несимпатичны — здесь Папин побил все рекорды.
В кафе было тихо, только слегка потрескивал холодильник да из глубины зала доносились резкие хлопки карт об стол. Старики за столом дружно повернули головы в сторону Беннетта. Он вежливо кивнул. Головы отвернулись, хлопки возобновились. Беннетт заказал бокал розового домашнего вина и уселся за столик у окна. Он ощупал конверт. Какой толстый! Выглядит многообещающе. Прежде чем высыпать на стол содержимое, Беннетт поднял молчаливый тост за здоровье святого — хранителя всех обнищавших англичан.
В конверте оказалось довольно много разнообразной корреспонденции: первым выпало приглашение инвестировать миллион франков в «Пицца-Симпа» — активно развивающуюся цепь пиццерий на Лазурном Берегу. Пожав плечами, Беннетт отложил его в сторону. За ним последовало письмо, написанное лиловыми чернилами, от мужчины из Нейи, который предлагал стать его компаньоном в поисках совместных телесных утех. Далее шло письмо от эскортного агентства в Каннах — джентльменам хорошего происхождения и отменного воспитания предлагалось существенное вознаграждение за оказание приятных услуг по выбору заказчика, необходимым условием была фотография в обнаженном виде. Беннетт подумал, что неплохо было бы отдать это письмо Папину.