Полли и Мартиша обняли старого Тиворда, и он обнял их в ответ, так они и замерли, пока с платформы не зазвенел станционный колокол.
«Провожающие покиньте вагоны, поезд отправляется через пять минут», послышался с перрона голос проводника. — Ну, пора мне. — Сказал Тиворд и расцеловав обеих своих девочек, вышел на перрон прикрыв за собой дверь в купе.
Колокол пробил дважды, ознаменовывая двухминутное отправление. Тиворд достал платок из внутреннего кармана, и промокнув им нежданно выступившие слёзы, помахал им племяннице и внучке. Те тоже прильнули к окну и помахали ему на прощание, дед выглядел несчастно и понуро, будто внезапно осиротел.
Колокол пробил снова, уже три раза, раздался свисток главного кондуктора и по вокзалу Грейт-Миссанду разлетелся мощный паровозный гудок. Голуби, сидевшие на клёпаных металлических балках, резко взлетели и заметались под куполом дебаркадера, пытаясь вылететь наружу. Дежурный по станции, в красной фуражке, поднял вверх белый диск и поезд, тихонько дёрнувшись вагонами, медленно пришёл в движение.
Часть 3. Богатые и уставшие.
— С ним всё будет в порядке. — Полли погладила по волосам Мартишу. — Твой дед крепкий малый. Не начудил бы с разлуки. В тот раз, когда мы уехали с твоим отцом в медовый месяц, он напился до чёртиков и подрался с какой-то компанией, а потом разнёс вдребезги бар, что на пересечении Худс-лоу и Смит-пэйн. В полиции выяснилось, что у бедолаг из бара, синяки и разбитые носы, а у него ни царапины, только куртку порвали. Были времена… — Она мечтательно закатила глаза.
Мартиша посмотрела на улыбающуюся мать и её веселье передалось ей, сменив наступающую грусть. И тут она увидела главный вокзал Грейт-Миссанду уже со значительного расстояния.
— Мама, смотри! Дирижабли! — Мартиша прильнула к окну, и с восхищением смотрела на огромные, вытянутые в сторону залива туши, зависшие над зданием вокзала. Причальные мачты возвышались над ним, на добрую сотню футов и это, не считая высоты самого здания. — Как бы я хотела тоже полетать на них.
— Полетим дочка, обязательно ещё полетим. — Сказала Полли и на её лице отразилась мимолётная грусть. В медовый месяц, они с мужем, тоже улетали на дирижабле. Вот только вернуться домой ей пришлось уже одной.
Поезд убаюкивал перестуком колёс и плавным покачиванием, как во внутреннюю дверь купе, неожиданно постучали. Полли протянула руку и повернула латунную ручку. Дверь плавно отъехала в сторону и за ней оказался проводник, возле него находился столик на маленьких колёсах, на котором возвышался поднос с металлическим куполом и серебряным чайником.
— Прошу прощения, леди, не желаете ли ланч? — И после утвердительного кивка обеих, он вкатил столик в купе и поднял полусферический клош. — Сегодня, для гостей первого класса, мы можем предложить: «Утиную грудку в апельсиновой глазури», с хрустящими пшеничными хлебцами, китайский байховый чай, а на десерт… — Он сделал небольшую паузу. — Черничные корзинки с шоколадной присыпкой.
Полли почувствовала, как у неё началось обильное слюноотделение. Они ведь не ели с самого утра.
На подносе стояли две фарфоровые тарелки с тонко нарезанными ломтиками утиной грудки — посыпанные соломкой апельсиновой цедры, которые источали невероятный аромат. Со второй полочки столика, проводник мгновенно достал пышные пшеничные булочки на тарелке, масло, столовые приборы и белоснежные тканевые салфетки. Рядом поставил две элегантные чашки и налил ароматный чай. — Приятного аппетита леди. Если понадоблюсь я всецело к вашим услугам. — Улыбка проводника, всё больше и больше расползалась по его лицу и пятясь назад, он вышел в узкий коридор, из которого вошёл.
Как только дверь в купе прикрылась, Полли и Мартиша одновременно рассмеявшись от вычурной услужливости проводника, принялись за аппетитно выглядящий обед.
— Мама, можешь мне рассказать про отца? — Спросила Мартиша после обеда, как только проводник увёз столик, и они сыто откинулись в мягких креслах купе.
— В сущности, много и не расскажешь, мы слишком мало пробыли вместе… Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я уговорила дядюшку Ти отпустить меня в Неаполь, наш университет получил образовательный грант, и вся группа поехала туда в рамках студенческого обмена. Там я и познакомилась с твоим отцом. Я врезалась в него на велосипеде, когда он отошёл от фруктовой лавки. И пока мы собирали с дороги разбросанные им фрукты и мои книги, по уши влюбились друг в друга. Потом были волшебные три месяца встреч, нежных слов, и незабываемых бессонных ночей. Меня чуть не отправили обратно, за прогулы. — Полли задумчиво смотрела в окно, где мимо проплывали пасторальные пейзажи. — А потом… Потом я вернулась к дяде Тиворду. И знаешь, что? Спустя две недели он стоял на пороге нашего дома и просил моей руки. Твой дед тогда чуть не спустил его с лестницы. Ну, а когда мы поженились, то сели на такой же дирижабль, — она указала пальцем за окно, — и полетели в долгое романтическое путешествие, как нам тогда казалось. В одном из городов Испании, автомобиль, который мы взяли на прокат, оказался неисправен и Генри, не справившись с управлением, врезался в грузовик. Так его не стало. Я была в гостинице, когда постучали в дверь номера. Полиция, расследование, официальное извещение о смерти. Я ведь, в сущности, ничего о нём не знала, всё на уровне эмоций, помноженных на романтическую влюблённость. Жил он будто бы в Англии, а как попал в Италию не вспомню… рассказывал, что-то про родителей, но это всё… такое не уловимое сейчас…