И сразу, когда он заглянул в нее, его поразило новее явление. На опущенной зеленой коленкоровой занавеске черной краской были написаны: крупная цифра 3, рядом буква Д и цифра 8.
Занавеска висела неподвижно, окно было закрыто, и за ним, казалось, не было жизни.
Сивачев прошел в соседнюю комнату, приготовил себе яичницу и позавтракал.
Затем вернулся к трубе и заглянул в нее.
Окно было открыто, штора поднята. У окна стоял человек в ермолке и внимательно высматривал что-то в подзорную трубу.
Сивачев не чувствовал тревоги. Труба его была отодвинута глубоко в комнату, и светлый день действовал успокоительно на нервы.
Человек в ермолке опустил трубу, перешел от окна к столу и раскрыл большую тетрадь, в которой стал делать отметки. Он то быстро писал, то откидывался к спинке стула и, смотря перед собой, видимо сосредоточенно думал.
Сивачев видел, как его густые, нависшие брови двигались, словно мыши, и на широком лбу выступила резкая складка.
Потом он снова писал.
Вошел рыжий великан, одетый в гимнастерку и высокие сапоги. Он принес на подносе какую-то еду, винный стакан и бутылку. Поставил на стол подле тетради и молча вышел.
Человек в ермолке словно очнулся, придвинул к себе поднос и начал быстро есть, запивая еду вином. Сивачев следил за каждым его движением.
Вдруг человек в ермолке торопливо допил стакан вина, порывисто встал, прошел в угол комнаты и вытащил на середину какую-то машину. После этого он стал расправлять черные шнуры и прикреплять их к машине, затем подошел к окну, закрыл его и спустил штору.
Все скрылось, но Сивачев увидел, как в комнате за шторой вспыхнул яркий свет, погас и загорелся снова, и опять погас, и так сверкал, словно вспышками молнии.
Потом вспышки погасли.
Сивачев отодвинулся от трубы.
Он перешел в другую комнату, где стояли его кровать и письменный стол, и до вечера занимался своей работой.
Время перешло за полночь, когда он прошел опять в первую комнату и присел к трубе.
Окно было раскрыто, человек в ермолке смотрел в трубу, что-то пристально наблюдая. На подоконнике стояли машины.
Потом он опустил трубу, убрал машины и закрыл окно.
Все таинственно, все страшно, все грозит несчастьями. Сивачев лег спать с твердым убеждением, что в это время где-то горит завод или фабрика, а может быть совершилось убийство.
На другой день он поехал к Груздеву, но не на застал его дома. Жена хозяина сказала:
— С утра ушедши.
— Так! Как только он вернется, скажите, чтобы ко мне пришел. К тому, скажите, который на квартире устроил, — пояснил Сивачев.
Он спустился с лестницы, вышел на улицу и не мог удержаться, чтобы не подняться по парадному ходу в пятый этаж.
Он быстро взбежал на верхнюю площадку и оглядевшись тихонько свистнул.
Вот так номер! Дверь из квартиры, где поселился Груздев, оказалась задвинутой огромным шкафом.
Сивачев подошел к нему и постучал по нему пальцем, словно желая убедиться, что шкаф ему не привиделся.
В то же время он поднял глаза кверху и вдруг увидел, что вверху стены имеется узкое окно и через это окно на него смотрит человек. «Рыжий великан», — сразу узнал его Сивачев.
Оставаться дольше на площадке было неудобно. Сивачев быстро повернулся и пошел вниз.
Он сел в трам и поехал домой.
Подле него оказался пожарный, который говорил соседу:
— Как есть всю ночь. В 11 только домой вернулись. Как домой приеду, лягу — и никаких! только спать буду.
— Сильно горело? — спросил собеседник.
— На ять! С одного корпуса всю крышу сняли, другой насквозь выгорел. Машины, которые там были, провалились. Убытков — тысячи. Говорят завод станет.
Сивачев насторожился.
А пожарный продолжал:
— По четвертому номеру, 14 частей. Словно поветрие пошло. Раз за разом. И все заводы и все по четвертому номеру.
— Жарко…
— Тут, гражданин, жара не при чем. Это не лес, который в жаркое лето от спички горит. Завод — камень да железо.
— Какая же причина?
— Вот и догадайтесь! Сторожа, надсмотр, бережение, — а горит…
Сивачев доехал до улицы Красных зорь и вышел.
Он-то знает какая причина…
Наскоро пообедав, он пришел домой, отдохнул и стал писать.
Он решил изложить на бумаге все, что произошло от того момента, когда он впервые увидел человека в ермолке.
За этой работой застал его Груздев. Он вошел к нему с тревожным, озабоченным лицом и поздоровавшись сразу заговорил:
— Такая история, Павел Петрович, что и не разобрать. Нечистое что-то…