Теперь этих рамок не было. Он забыл о них и обо всем на свете, чувствуя над собой безграничную власть только этой стройной, тонкой, быстро мелькающей среди кружевных, шелковых и газовых оборок, ножки. И какую-то особенную нежность, граничащую с жалостью, испытывал он к ней. Она казалась ему слабой и беспомощной, трогательно, почти по детски, красивой, и глядя на нее, он почему-то вспоминал какую-то далекую, раннюю весну с ярким, апрельским солнцем, тающим снегом и сверкающими на солнце ручьями, с грустно и сладко томящим чувством одиночества и непонятной радости, с желанием и плакать, и смеяться...
Дама прошла в какие-то ворота -- и он за ней; она стала подниматься по лестнице -- и он тоже; она остановилась на площадке и позвонила -- и он остановился... И тут только он пришел в себя. Он увидел на дверях дощечку, на которой было написано: "M-lle Marie. Модная мастерская дамских нарядов"... Это было так прозаично, так обыкновенно, так не вязалось с тем, что он перечувствовал на улице, пока шел за этой дамой -- что он мгновенно отрезвился, и им овладела его обычная робость, от которой он весь сжался и ушел головой в воротник своего пальто. Пришли в голову стихи:
Не очень много шили там,
И не в шитье была там сила...
И вместе с этими стихами настойчиво застучал в мозгу вопрос: что делать?.. Хотелось повернуться, стремглав полететь с лестницы и бежать без оглядки, но он не двигался с места и тоскливо думал: "Сколько это будет стоить?.. Если десять-пятнадцать рублей -- то еще можно будет вывернуться, придется только заложить свой парадный мундир... А если больше..."
Он не успел ответить себе на этот вопрос. Дверь открылась, и M-lle Marie, улыбаясь ему уже как знакомому, любезно сказала:
-- Войдите...
Королев еще глубже втянул голову в плечи и прошел мимо нее в дверь... И раздеваясь в темной передней, он уже знал, что это будет неинтересно, буднично и даже противно, как со всякой продажной женщиной и испытывал угрызения совести, думая о своей жене и детях, -- и безвольно покорялся, как судьбе, странному случаю, приведшему его в эту квартиру... "Безобразие! Гадость! Подлость!.." -- говорил он себе, в то время, как лицо его глупо и жалко улыбалось, отвечая на улыбку женщины, ожидавшей его в дверях будуара...
И он вошел к ней, закрыв глаза, с чувством, похожим на то, с каким бросаются люди в открывшуюся перед ними пропасть...
1911 г.
----------------------------------------------------
Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.