— Мадам, мой желудок внимает вам, затаив дыхание.
— Подозреваю, к завтрашнему вечеру мы все получим ужасное несварение, — сказала миссис Лэйси. — По-моему, современный человек просто не приспособлен к поглощению такого количества пищи, правда?
Раздавшиеся на улице взрывы хохота и громкие крики заставили ее смолкнуть. Миссис Лэйси выглянула в окно.
— Хотела бы я знать, чем они там занимаются! Играют во что-нибудь, наверное. Знаете, я так боялась, что молодежи наше Рождество покажется скучным! Оказалось, ничего подобного, совсем даже наоборот. Ну, мои собственные сын с дочерью, те, конечно, смотрят на все это свысока. Глупости, говорят, все это, и к чему вообще поднимать такой шум из-за ерунды? Гораздо лучше, мол, отправиться куда-нибудь на танцы. А вот кто поменьше, так те просто в восторге.
И потом, — практично добавила миссис Лэйси, — вы знаете, эти школьники, они же вечно голодные! Подозреваю, в школе их совершенно не кормят. А ведь прекрасно известно, что ребенок в таком возрасте ест чуть не за троих взрослых мужчин.
Пуаро рассмеялся.
— Мадам, вы и ваш муж были так добры, позволив мне участвовать в вашем семейном празднике!
— Да что вы, мы очень вам рады! — воскликнула миссис Лэйси. — А если Горацио покажется вам чуточку неприветливым, не обращайте внимания: он всегда такой.
Что ее муж, полковник Лэйси, думал и говорил в действительности, звучало несколько по-другому:
— Ума не приложу, зачем тебе понадобилось, чтобы какой-то дурацкий иностранец путался здесь на Рождество.
Неужели нельзя было притащить его в другое время? Терпеть не могу эту публику! Ну хорошо, хорошо, нас попросила Эдвина Мокомб. И где она его откопала, хотел бы я знать? К себе, заметь, она его почему-то не пригласила!
— Ты прекрасно знаешь, что Эдвина всегда встречает Рождество в отеле «Клариджес».
Полковник посмотрел на жену.
— Ты что это задумала, Эм?
— Задумала? — переспросила та, широко распахивая спои ярко-голубые глаза. — Ровным счетом ничего. Скажешь тоже.
Полковник Лэйси разразился сочным оглушительным хохотом.
— Меня не обманешь, Эм, — выдавил он наконец. — Когда ты выглядишь как сама невинность, это означает, что ты точно что-то задумала.
Глядя на Эркюля Пуаро и вспоминая все это, миссис Лэйси продолжала:
— Эдвина говорит, что вы наверняка сможете нам помочь… Я-то совершенно не представляю как, но она говорит, каким-то вашим друзьям, оказавшимся в.., в таком же положении, вы очень даже помогли. И вот я — да, вы ведь, наверное, и не догадываетесь, о чем я говорю?
Пуаро подбодрил ее взглядом. У миссис Лэйси была гордая осанка, белоснежные волосы, розовые щеки, голубые глаза, смешной нос, решительный подбородок и почти семьдесят прожитых лет за плечами.
— Мадам, если в моих силах вам помочь, я буду счастлив сделать это, — сказал Пуаро. — Насколько я понимаю, речь идет о крайне неудачном выборе молодой леди.
Миссис Лэйси кивнула.
— Да. Невероятно, что приходится.., то есть, что я решилась говорить об этом с вами. Ведь вы, что ни говори, совершенно чужой человек…
— К тому же иностранец, — понимающе подсказал Пуаро.
— Да, — согласилась миссис Лэйси. — Но, может, именно это в какой-то мере и облегчает дело. Так вот, Эдвина, похоже, считает, что вы можете знать об этом Десмонде Ли-Вортли что-нибудь — как бы это выразиться? — что-нибудь полезное.
Пуаро помолчал немного, отдавая дань уважения ловкости мистера Десмонда и непринужденности, с какой он использовал леди Мокомб в своих целях.
— Я так понимаю, репутация у этого юноши не очень хорошая? — деликатно начал он.
— Не очень… Да она просто отвратительная! Но что толку говорить об этом Саре? Мне кажется, будет только хуже, ведь правда? Когда девушкам говорят, что у молодого человека скверная репутация, это.., это их только подстегивает!
— Как вы правы, мадам, — вздохнул Пуаро.
— В моей молодости (о Боже, как давно это было!), — продолжила миссис Лэйси, — нас тоже предупреждали о некоторых молодых людях, и это только повышало к ним интерес, так что если кому-то удавалось потанцевать с ними или остаться наедине в темной оранжерее…
Она рассмеялась.
— Вот потому-то я и не разрешаю Горацио заводить с ней эти опасные беседы, хотя он только об этом и думает.
— Расскажите, — попросил Пуаро, — что именно вас беспокоит.
— Наш сын погиб на войне[10], — начала миссис Лэйси. — Невестка умерла при рождении Сары, так что малышка осталась у нас и мы ее воспитали. Не знаю: может, мы были плохими воспитателями, но мы всегда считали, что должны предоставлять ей максимум свободы.
— Думаю, это разумно, — заметил Пуаро. — Нельзя же идти против духа времени.
— Да, — согласилась миссис Лэйси, — так мы и думали.
Пуаро взглядом попросил ее продолжать.
— В общем, Сара, как сейчас говорят, попала в дурную компанию. Ну из тех, что вечно отираются в кофейнях… Она не ходит на танцы, не появляется в обществе и вообще никак не развлекается. Сняла вместо этого отвратительную двухкомнатную квартиру в Челси, возле реки, носит, как это у них принято, какие-то нелепые костюмы и черные чулки — или вообще ярко-зеленые. Толстые такие… (Ужас, как, наверное, колются!) Совсем не умывается и, наверное, забыла уже, что такое расческа.
— Са, c'est tout a fait naturelle[11], — заметил Пуаро. — Уж такая сейчас мода. С возрастом это пройдет.
— Да, конечно, — согласилась миссис Лэйси. — Я бы и не стала волноваться из-за таких вещей. Но она связалась с этим Десмондом, а у него очень скверная репутация. И живет он, похоже, за счет девушек из богатых семей. Они просто голову теряют, когда его видят. Он едва не женился на дочке Хоупов, но ее родители сумели добиться в суде признания ее недееспособности или чего-то в этом роде. Ну Горацио тоже загорелся этой идеей.
Говорит, что должен сделать это для ее же пользы. Лично я очень сомневаюсь, что это хорошая мысль, мосье Пуаро. Я имею в виду: тогда они попросту сбегут в какую-нибудь Шотландию, Ирландию или Аргентину и поженятся, а может, и этого делать не станут. Вероятно, я просто страшусь разговоров, но, в конце-то концов, ведь это все равно не выход, правда? Особенно если будет ребенок. Тогда ведь уже ничего не поделаешь, придется их благословить, а я совершенно уверена, что в большинстве таких случаев молодые люди вскоре разводятся. Девушка возвращается домой и годика через два выходит за какого-нибудь зануду, настолько положительного, что на него и смотреть-то тошно. Вот этим обычно все и заканчивается. В результате хуже всего приходится ребенку, которого воспитывает не родной отец, а отчим, уж каким бы там замечательным он ни был. Нет, думаю, раньше было куда лучше, в пору моей юности. Первый молодой человек, в которого вы влюблялись, обязательно оказывался не тем, кем надо… Помню, я ужасно увлеклась одним — как же его звали? Вот странно: не могу вспомнить имени. Фамилия-то была Тиббит, это точно. Ладно, пусть будет просто Тиббит. Конечно, отец тут же отказал ему от дома, но его приглашали на те же вечеринки, что и меня, и там мы могли и потанцевать, и поболтать…
А иногда незаметно удирали и сидели в саду, или наши друзья устраивали пикники, куда могли поехать мы оба.
Разумеется, все это было под запретом, безумно опасно и потому страшно увлекательно. Но тогда девушки не позволяли себе.., э.., того, что позволяют теперь. И, глядишь, по прошествии некоторого времени все эти Тиббиты куда-то исчезали. И знаете, когда я случайно встретила его через четыре года, я не то что вспомнить, а и представить себе не могла, что в нем можно было что-то найти.
Ну уж до того скучен! Даже и поговорить оказалось не о чем.