Я уже упомянул, что высившиеся там и сям колокольни указывали местоположение деревень, разбросанных в этой части Корнуэлла. Ближайшей из них была Треданник-Уоллес, где коттеджи двухсот ее обитателей лепились вокруг древней замшелой церкви. Приходской священник, мистер Раундхэй, был чем-то вроде археолога-любителя, и по этой причине Холмс свел с ним знакомство. Он был человеком в годах, дородным, благодушным и обладал большим запасом местного фольклора. Он пригласил нас на чай, и так мы познакомились еще и с мистером Мортимером Тридженнисом, состоятельным джентльменом, который пополнил скудный доход священника, сняв комнаты в его обширном доме довольно нелепой планировки. Священник, холостяк, был очень доволен таким положением вещей, хотя у него было очень мало общего с его жильцом, худым, смуглым, в очках и настолько сгорбленным, что сутулость эта смахивала на горб. Помнится, во время нашего краткого визита священник говорил почти не умолкая, но его жилец выглядел странно замкнутым в себе, угнетенным. Он сидел отведя глаза, будто тоскливо раздумывал о собственных делах.
Вот эти два человека во вторник 16 марта внезапно вошли в нашу маленькую гостиную, когда мы только-только кончили завтракать и покуривали, готовясь к нашей обычной прогулке по верескам.
– Мистер Холмс, – сказал священник взволнованным голосом, – ночью произошло нечто необычайное и трагическое. Нечто неслыханное. Поистине, это рука Провидения, что вы оказались здесь именно сейчас, единственный, кто во всей Англии способен нам помочь.
Я просверлил настырного священника не слишком дружественным взглядом, но Холмс вынул трубку изо рта и выпрямился в кресле, будто старый гончий пес, услышавший сигнал, что лисица вспугнута. Он указал на диван, и наш задыхающийся визитер и его взволнованный спутник опустились на диван бок о бок. Мистер Мортимер Тридженнис сохранял власть над собой больше, чем священник, но подергивание его худых рук и блеск в его темных глазах доказывали, что его обуревают такие же чувства.
– Я расскажу или вы? – спросил он священника.
– Ну, поскольку открытие, в чем бы оно ни заключалось, сделали вы, а его преподобию оно известно, так сказать, понаслышке, пожалуй, рассказывать лучше вам, – сказал Холмс.
Я перевел взгляд с кое-как одетого священника на элегантный костюм его жильца, и меня позабавило отразившееся на их лицах изумление, вызванное такой простенькой дедукцией моего друга.
– Быть может, мне следует сначала кое-что объяснить, – сказал священник, – и тогда вы сможете решить, выслушаете ли вы подробности из уст мистера Тридженниса, или же нам необходимо поспешить к месту этого загадочного происшествия. Так вот, наш присутствующий здесь друг провел прошлый вечер в обществе двух своих братьев Оуэна и Джорджа и своей сестры Бренды в Треданник-Уоллес, их доме неподалеку от старого каменного креста на пустоши. Он оставил их вскоре после десяти часов за игрой в карты вокруг обеденного стола в полном здравии и отличном расположении духа. Нынче утром, привыкнув вставать рано, он до завтрака отправился прогуляться в том направлении, и его нагнал экипаж доктора Ричардса, и тот объяснил, что едет в Треданник-Уоллес по срочнейшему вызову. Мистер Мортимер Тридженнис, разумеется, поехал с ним. В Треданник-Уоллес он обнаружил нечто страшное и необъяснимое. Два его брата и сестра сидели вокруг стола совершенно так, как когда он с ними расстался. Карты все так же были разложены перед ними, а свечи в подсвечниках полностью сгорели. Сестра, бездыханная, откинулась на спинку кресла, а братья сидели справа и слева от нее, хохоча, вопя и распевая, несомненно лишившись рассудка. Все трое, покойница и двое безумцев, хранили на лицах выражение невероятного ужаса – застывшая гримаса страха, на которую было жутко смотреть. В доме не было признаков присутствия кого-либо, кроме миссис Поттер, старой кухарки, она же экономка, которая объяснила, что всю ночь крепко спала и не слышала ни звука. Ничего не украдено, ни малейшего беспорядка и ни малейшего намека на то, какой ужас мог убить женщину, а двух крепких мужчин свести с ума.
Таково вкратце положение вещей, мистер Холмс, и если вы поможете нам разобраться в нем, то совершите поистине благое дело.
До этой минуты я еще надеялся, что каким-то образом мне удастся убедить моего друга не отказываться от тихой упорядоченной жизни, ради которой мы и поселились тут. Однако одного взгляда на его сосредоточенное лицо и сдвинутые брови было достаточно, чтобы понять тщету этой надежды. Некоторое время он сидел молча, поглощенный этой загадочной драмой, которая смутила наш покой.