И конечно, членство в сообществе было твердо обусловлено. Коллектив не любит, когда его правила нарушаются. Согласно Ветхому Завету, люди, уличенные в идолопоклонстве или нарушении субботы, подлежали побиению камнями. Католическая церковь не меньше тысячелетия применяла жесточайшие методы для искоренения ересей. Инквизиция, официально упраздненная в Испании лишь в 1834 году, подвергала заподозренных в богохульстве пыткам и заживо сжигала вынужденно признавших свою вину. В Саудовской Аравии, искони известной строгим применением шариата, вероотступников карали смертью. В мае 2014 года суд приговорил блогера Раифа Бадави за оскорбление ислама к десяти годам тюрьмы и тысяче ударов плетьми, а также штрафу около 200 тысяч евро в пересчете на европейскую валюту. Создается впечатление, что религиозные общины лишь тогда готовы предоставить своим членам надежные экзистенциальные гарантии, когда членство закреплено кровавой печатью. В иудаизме и исламе по сей день принадлежность мальчиков к конфессии свидетельствуется обрезанием – вполне конкретным телесным знаком.
Здесь мы можем облегченно вздохнуть, поскольку либеральный общественный порядок освобождает нас от мрачных ритуалов посвящения в родовые и религиозные коллективы. В конце концов, на Западе больше не осталось никаких социальных групп, которых индивид не мог бы покинуть. Даже пресловутый католический брак не всегда нерушим. Единственным исключением является семья, в которой мы рождены. В остальном мы вольны быть теми, кем захотим. В итоге индивид получил преимущество перед коллективом. Но это означает, что, кроме нас самих, никто уже не отвечает за наше экзистенциальное благоустройство. Мы обречены самостоятельно нести экзистенциальную ответственность за свое земное бытие. Да, социальная рыночная экономика наделила человека значительными преимуществами, коль скоро речь идет об удовлетворении его основных потребностей. Но поскольку государство и религия утратили прежнюю монополию на Большой смысл, человек Запада, если он не принадлежит ни к одной из институционализированных религий, уже не может рассчитывать на испытанные целительные средства в разрешении экзистенциальных вопросов. Налицо фаустовская сделка: современный Запад отказался от экзистенциальной защиты в обмен на свободу. Здесь, на Западе, люди больше не спаяны сообществами, которые раз и навсегда задавали нашу идентичность и ритуально так структурировали нашу жизнь, что вопросы о смысле почти не возникали. И это одна из причин, по которым христиане, иудеи и мусульмане с фундаменталистским налетом клеймят Запад за его бездумие. Жизнь, лишенная Большого смысла, утверждаемого непререкаемым авторитетом трансцендентного уровня, – такая жизнь для подобной религиозной установки не воплощает свободу, но обличает греховность и моральное разложение. Все эти разновидности фундаментализма видят в свободном Западе – именно благодаря его привлекательности – опасность для себя и по этой причине нередко одерживают над ним свои победы: в США и Израиле – политическими методами, в странах радикального исламизма – насилием.
Есть серьезные основания сомневаться, что свободному миру есть что ответить на этот вызов. После Второй мировой войны выросли поколения, которым не пришлось бороться за нынешние политические свободы и которые не пережили экономических катастроф в форме мировых кризисов. Свобода для них – это нечто вполне естественное, а система, сделавшая эту свободу возможной, представляется им многообразной формой угнетения. Они уже не видят своей задачи в том, чтобы защищать либеральный порядок, ведь для этого существуют «общество» и «политика». Вдобавок они верят, что каждый человек уже по праву рождения имеет право на счастье и самореализацию. Если же кто-то несчастлив, то виновато в этом или общество, или государство, или новые «козлы отпущения», родители, – потому что плохо справляются со своими обязанностями. Ниже мы обсудим некоторые психотерапевтические практики, сулящие преображение, и я покажу, как они – посредством книг, групповых тренингов и терапевтических сеансов – пускают в рыночной оборот веру в истинное, творческое Я. Подобные утопии могут видоизменяться с течением времени, однако многие люди на Западе видят свободу как свое очевидное достояние, а счастье – как данное им по праву. Те, кто пребывает в уверенности относительно этих своих прав, не хотят да и не могут культивировать свободное устроение жизни и защитить его, если придется.