Костя смутился, но лишь на мгновение.
— Прощай, Москва! — Он повис над плечом лейтенанта и внезапно отпрянул обратно: — Сашка! Отец!
— Где?! — Саше даже и в голову не пришло, что это мог быть и Костин отец.
Лейтенант посторонился.
Да, по перрону вдоль состава бежал его, Сашин, папа!
Он бежал, заглядывая в окна, огибая провожающих. Бежал, и через руку у него было перекинуто Сашино зимнее пальто.
— Папа! — не выдержал Саша.
— Ты что?! — Костя толкнул его в спину.
— Папа! — У Саши перехватило горло.
Отец услышал, отыскал глазами лицо сына, бросился ко входу в вагон.
— Саша! Александр! Немедленно выходи!
— Ты не волнуйся! Все будет хорошо!
— Саша! Выходи немедленно. Мама очень сердится. Очень. Я тебя прошу. Откуда деньги?!
Поезд дернулся и пошел. Еще можно было соскочить с подножки.
— Я скоро вернусь! — крикнул Саша.
— Постой! Возьми хоть пальто! — Отец бежал за вагоном. — Товарищ проводник!
Тот вопросительно посмотрел на Сашу.
— Спасибо! Не надо! — крикнул Саша. — Не волнуйтесь! Я напишу.
Отец отставал.
Проводник поднялся в вагон. Саша, схватив обжигающе холодные поручни, высунулся в последний раз и успел увидеть фигурку с пальто в руках…
Поезд набирал ход.
В коридоре, у всех окон, дымя сигаретами, стояли пассажиры. Саша поежился.
— Не боись! — сказал Костя. — Раз притащил пальто, значит, ничего страшного. Мой бы в меня зубами вцепился, из вагона бы выбросил…
— Ну да? — Саша был бесконечно благодарен другу, что тот не посмеялся над отцом и над ним, Сашей.
— Спать хочешь?
— Не знаю… — Он нервно зевнул.
— А я тебе завидую, — сказал Костя.
— Почему?
— Послезавтра утром увидишь море.
— А ты?
— Первое впечатление! Пошли спать.
Ехали они втроем. Только вместо девушки был лейтенант. Его мундир аккуратно висел на вешалке, а сам он уже лежал на нижней полке, заводил на ночь часы.
— Ты где будешь спать?
— На верхней.
— И я на верхней! — сказал Костя. — Занимай левую, я — по ходу поезда.
Саша долго боролся с простынями и одеялом, вставал на цыпочки, даже подпрыгивал, пока более или менее сносно застелил постель.
— Спокойной ночи, — сказал лейтенант, отворачиваясь к стене.
— Спокойной ночи.
Под потолком горел ночник. Сжевали по пирожку, улеглись по своим полкам.
— Едем! — сказал Костя.
Стучали колеса, стучали колеса… Даже дух захватывало — все-таки в самом деле едут. К морю.
— Все. Детство кончилось! — Костя натянул на плечи одеяло, через минуту он уже ровно и шумно дышал.
А Саша все глядел на синий свет и не мог уснуть.
Он представлял себе ночь, комнату, раскладное кресло-кровать, которое сегодня стоит не застеленное. И маму с папой. Спят, наругавшись из-за Саши. Папа, наверное, защищал его. А может, еще не спят… А та женщина, в гостиничном вестибюле? Все. Теперь уже поздно…
— Сашка… — неожиданно проговорил Костя, — не спишь?
— Нет.
— А я вроде уже спал. Больше не хочу. Интересно, как это он узнал, в каком мы поезде едем? Твой отец?
— Ну! Я же написал в записке — 23.30… Мама его и заставила. Наверное, звонил по всем справочным… Теперь она его снова ругать будет. Что не снял меня с поезда.
— А твои ругаются?
— Еще как!
— Чего они не поделили?
— Кто знает!.. Всю жизнь так. — Саша жалел, что начал рассказывать, и все-таки продолжал: — Знаешь, до чего доходит? Папа вчера с чемоданом уходил… На улицу…
— Все же вернулся?
— Вернулся…
Помолчали. Спать расхотелось.
— Выйдем? — спросил Костя, поднимаясь с полки.
Свет в коридоре горел вполнакала. Здесь было уже пусто. Лишь в дальнем конце у окна стоял какой-то пассажир на костылях.
— Все-таки вырвались! — сказал Костя. — Здорово подвезло с этими деньгами.
Саша снова вспомнил ту женщину с сумочкой. Телефонную будку у Зоопарка… Поднял ли кто-нибудь пустой кошелек?!
За темным окном, мелькая, бежала вслед поезду низкая луна. Внезапно ее перекрыл встречный поезд. Освещенные окна мелькали, как кинокадры. Состав, кажется, вдвое увеличил скорость. Было что-то отчаянное и раскованное в яростном стуке колес.
— Послушай, есть у меня одно… Правда, не очень новое…
— Давай, — сказал Костя. — Только пусть поезд пройдет.