…Белеющая во мраке рука спящей девушки.
Вот он!
— Послушай, — хрипло сказал Саша, — дай поесть.
Тот взглянул на Сашу, залез в какую-то торбу, перегнулся и подал большую мягкую лепешку. Нужно было поблагодарить, но рот забила слюна. Саша отошел подальше, обогнул запертую будочку сапожника, прислонился спиной к какой-то стене.
Таких лепешек он никогда не ел. Он бы, кажется, мог уничтожить множество таких лепешек. Десять… Сто… Тысячу…
Саша проглотил последний кусочек и почувствовал, что только раздразнил голод.
Он пошел вдоль стены.
Возник и стал постепенно усиливаться мерный, чуть позванивающий рокот.
Под откосом текла река. В темноте светилась пена — там, где вода ударялась о камни.
Узкая тропка шла вдоль подножия забора, криво спускаясь к берегу.
По реке можно выйти к морю. Там, на пляже, навесы, песок — мягко, чисто…
Саша поднял воротник, засунул руки в карманы — здесь было гораздо холоднее, чем наверху, — и побрел вниз по течению…
Пахло речной гнилью, рыбой.
С отвратительным визгом шарахнулись из-под ног две кошки.
Вдруг Саша увидел вдалеке живое пламя костра.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Не отрывая взгляда от этого все приближающегося островка света, он брел и брел по тропинке. И чем ближе он подходил к костру, тем сильнее сгущалась вокруг темнота.
Неожиданно со всего размаха больно нарвался лицом на какую-то проволоку.
Он замер, схватившись ладонями за лицо, потом свалился к подножию сетчатого проволочного забора и заплакал.
Там, в недоступном мире, по ту сторону сетки смутными тенями сидели вокруг костра люди.
Над огнем уютно бурлил котелок. Из-под крышки время от времени что-то капало в костер, и тогда языки пламени выхватывали из темноты какие-то накренившиеся мачты, перевернутые корпуса лодок…
Черный силуэт отделился от темноты, пошел прямо на Сашу.
Не было сил уйти. Будь что будет. Все равно.
Человек стал с той стороны сетки. Вглядывался сквозь очки.
— Ты кто?
Саша молчал.
— Выпил, что ли? Пьяный? Уходи домой!
Саша плакал, судорожно впившись пальцами в сетку. Плакал и с ужасом понимал, что теперь становится еще больше похожим на пьяного, на какую-нибудь обезьяну в вольере зоопарка. Но не было никаких сил удержать катившиеся из глаз горячие слезы.
— Постой, постой, — растерялся человек. — Топай сюда.
Он пошел направо вдоль сетки. Саша встал и тоже пошел направо. Что-то подобное когда-то уже происходило в Сашиной жизни… Может, во сне?
Они встретились у раскрытой проволочной калитки…
— Утри сопли! — Человек грубо встряхнул его за руку. — Двойку получил? Мать выгнала?
— Док! Что там такое? — раздался голос. — Уха готова!
— Да ничего! Тут какой-то малый. Заблудился, что ли.
— Ладно! Бери ложку, иди садись!
Человек еще раз взглянул на Сашу и пошел к костру… На полдороге остановился.
— Ну? Чего стал?!
Было непонятно, гонит он Сашу или зовет за собой.
Саша неуверенно двинулся к сидящим вокруг костра.
Их было трое.
— Док! Пошел, а тряпку куда сунул? — спросил краснолицый человек в кепке.
— В самом деле, куда? — Очкарик стал шарить у костра, потом спохватился, вытащил тряпку из кармана своей брезентовой куртки и поднял с котелка крышку.
В лицо вместе с паром саданул запах густой, наваристой ухи.
У Саши закружилась голова…
— Садись! Где живешь? Что с тобой стряслось? Не бойся, выкладывай.
— Затормози, — сказал краснолицый в кепке, и человек, которого звали Док, мгновенно заткнулся.
Над котелком клубился белый пар. От этого третий незнакомец, сидящий напротив Саши, казалось, все время передергивался.
— Возьми, там еще одна ложка на чурбаке, — сказал краснолицый Саше.
— С-спасибо. Н-не-удобно.
— Неудобно только знаешь что?..
Саша встал осторожно, чтоб не споткнуться о ноги краснолицего, направился к чурбаку за ложкой, и вдруг ему показалось, что никаких ног нет…
Возвращаясь к своему месту, он снова покосился в ту сторону. Ног не было. На ящике сидел обрубок. Как колобок. В сильно потертых кожаных штанах. Без брючин.
— Ну, насолил, дядя Федя, наперчил! — Док шумно отхлебнул с ложки. — Вулкан Крокатау!
— Много ты видел вулканов! — сказал безногий дядя Федя. — Кирюха, подай хлеб!
Незнакомец с той стороны костра встал, и Саша увидел парня в морском бушлате, накинутом поверх тельняшки. Парень все так же молча раздал всем по ломтю хлеба. И Саше тоже.