Подперев кулаком голову, Саша с показным безразличием поглядывал то на учительницу, напряженно стоящую у стола, то в окно.
Ярусы московских крыш поднимались в сияющую голубизну весеннего неба.
На стене рядом с доской, среди диаграмм и карт, висел длинный плакатик:
ПИШИ ПРАВИЛЬНО:
Муссон
Пассат
Лабрадорское
Параллель
Меридиан.
— А ну-ка, ребятки, каковы все же причины поражения? Кто раскроет?
В данный момент причины раскрывал Сережка Цыганков. С указкой в руке он маялся у карты, снова и снова повторяя свой рассказ о бездарности командования, сдавшего Порт-Артур.
Но Олимпиаде Николаевне этого было мало.
— Кто же был комендант крепости? Как фамилия? Не подсказывать!
— Я не знаю, — тоскуя, повторил Сережа. — Не помню…
— Класс! Приготовьтесь пока к ответу на следующий вопрос: кто были защитники Порт-Артура?
— Женщины и дети! — крикнул Гвоздев с «камчатки».
Класс заржал.
Саша торопливо листал страницы учебника…
— Очень остроумно! — рассердилась Олимпиада Николаевна. — Вы невежи!
— Какие есть… — юродствуя, пригорюнился Гвоздев.
— Генерал Стессель, приближенный царского двора, — свистящим шепотом подсказал Саша, воспользовавшись тем, что внимание учительницы отвлечено Гвоздевым.
— Ах да! Его фамилия — Стессель!
— Садись, Цыганков! Тройка. А Киселеву, хоть и подсказал, — четыре. За то, что смотрит в корень вопроса. Если б не подсказка — пятерку бы поставила. Верно — Стессель был приближенный царского двора, поэтому именно он, а не такие люди, как адмирал Макаров, командовали Порт-Артуром… Теперь, ребятки, кто мне расскажет о том, кто же были рядовые защитники Порт-Артура и о сражении русского флота близ Чемульпо? Ты, Зверева?
Как всегда, по-дурацки многозначительно переглянувшись со своей подружкой Игнатьевой, к доске направилась Ленка Зверева — неисправимая троечница.
Этой четверки Саша не ожидал. Обрадовала даже не столько сама четверка, сколько то, что уже наверняка не вызовут. Сегодняшний день складывался удачно.
Утром оказалось, что, пока они были в кафе, мать помирилась с отцом. Саша воспользовался редкой атмосферой доброжелательства, царившей в залитой мартовским солнцем квартире, и, допивая в кухне чай, попросил рубль… Он даже рассказал им о кафе. О лысом…
Мама не рассердилась. Она выискала в своей сумочке новый, неизмятый рубль, а папа почему-то выбежал из кухни и через минуту вернулся с роскошно изданным фотоальбомом Пескова «Мое отечество».
— Вот. Обязательно подари.
Саша взял альбом, посмотрел на родителей. Это была какая-то чертовщина — снова книга…
Сейчас альбом торчал из стоящего возле парты портфеля.
На зияющую пустоту в книжных рядах, образованную отсутствием трехтомного Пушкина, они, к счастью, не обратили внимания. Пока что…
На задних партах Гвоздев и компания, подвывая, пели «Варяга».
— Чемульпо, Зверева, нужно искать в Корее, а ты снова показываешь мне Порт-Артур! Игнатьева, выйди к доске и помоги ей!
— Кисель! Бритва есть? — с задней парты перегнулся маленький, тихий Онищенко. — Прорежь, пожалуйста, очи японцу!
Он сунул Саше нарисованную на двойном тетрадном листе длинноглазую физиономию.
Саша вынул из портфеля бритву и склонил над рисунком еще по-детски припухшее лицо с чуть пробивающимися усиками.
— Киселев! Саша! Что это значит? Каникулярное настроение? Учти! Четверки я тебе еще не поставила. И не поставлю. Дай сюда! — Олимпиада двинулась к нему по проходу.
И в этот самый момент откуда-то с улицы, снаружи, раздался неестественно близкий вопль:
— Киселев! Сашка! Выходи!
Саша выглянул в окно.
Сквозь голые ветки деревьев увидел совершенно пустой школьный двор. Только черные, как уголь, грачи вышагивали по остаткам снежных сугробов.
И вдруг прямо перед ним возник Костя. По ту сторону окна! Он висел в воздухе на уровне четвертого этажа, держась за ступеньку невидимой отсюда пожарной лестницы. Пальто его развевалось.
Саша вскочил, ткнулся лбом в холодное стекло.
Костя подмигнул ему из заоконного пространства и поманил свободной рукой.
Саша обалдело улыбался, не зная, что делать.
Сзади шумел, хлопая крышками парт, встревоженный класс.
— Отпустите Киселева! Отпустите, а то разобьюсь! — вдруг заорал Костя.
Саша обернулся. Рядом стояла Олимпиада.