Следовали пять неразборчивых подписей.
Я позвонил Курносову.
— Виктор Емельянович, — сказал я, — мы получили из Верхней Лозовки очень тревожное письмо. Что случилось с Франчуком?
— Исчез человек — вот все, что я пока могу сказать, — последовал ответ.
— Вы думаете, он утонул?
— Ничего не могу утверждать. Идет следствие. А кто вам пишет? — заинтересовался следователь.
— Подписи неразборчивы. Но дело ведь не в этом. Франчук, как вам известно, один из лучших рыбаков артели, — напомнил я.
— Знаю, — коротко ответил Курносов.
— Виктор Емельянович, я сегодня же выезжаю в Верхнюю Лозовку. Может быть, нужна моя помощь?
— Заезжайте ко мне из Верхней Лозовки, если сможете, поговорим.
— Ладно.
На следующее утро я выехал в Верхнюю Лозовку. Но здесь меня постигла неудача. В селе не оказалось авторов письма. И почерк писавшего в редакцию никому не был знаком.
Только много недель спустя мне стало понятно, что произошло в солнечный апрельский день тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года.
КТО ВЗЯЛ БАТОМЕТР?
После уроков Валерий Франчук пошел в кабинет химии за батометром, чтобы сделать пробу воды на своем участке реки.
Прибора на месте не оказалось. Вместе с учителем Валерий обыскал все полки и шкафы, но батометра не было.
— Может быть, его взял Лутак? — спросил Сергей Никитич.
Харитон Лутак наблюдал за кислородным режимом во втором створе реки. Валерий побежал к Лутаку, хотя и не верил, что батометр у него.
Лутак был дома, помогал отцу чинить сети, развешанные на держалах во дворе.
— Харитон, — сказал Валерий, задыхаясь от быстрой ходьбы, — ты не брал в химическом моего батометра?
— Зачем он мне? — удивился юноша, продолжая работать игличкой. — Разве у меня своего нет?
— Сергей Никитич сказал, может быть, ты взял.
Поверх сети показалось широкое, с седыми усами лицо Григория Калениковича — отца Харитона.
— Бог с тобой, Валерий. Если хочешь знать, мы бы отдали и наш. Большая радость в такой мороз брать пробы. Все равно леща не спасем. Все в руце божьей, сынок.
«Как же, — подумал Валерий, — очень я верю в твоего бога!» Валерка знал, что отец, Харитона сектант. Недаром односельчане называли его Штундой. По всякому поводу он ссылается на божью волю и его могущество.
— Зачем же Харитон взялся? — вызывающе ответил Валерий. — Думаете, не нашлось бы охотника?
— Вижу, смирения в тебе нет, хлопче, — покрутил головой Григорий Каленикович. — Весь в папашу. Пусть лучше твой учитель, Сергей Никитич, поднимет голос против завода, спускающего в реку всякую нечисть, от которой дохнет рыба. А замор, если бог захочет, все равно будет. И батометр не поможет…
— Очень мы боимся вашего бога! — закричал Валерка и выбежал со двора.
«Как быть, если не найдется батометр? — возвратился к своей пропаже Валерка. — Что сказать Бондаренко, который доверил ему пост?»
Бондаренко был инспектором рыбоохраны, человеком новым в их местах. Как-то он пришел в гости и долго говорил с отцом о рыбацкой артели, о своей работе инспектора. Валерий занимался своим делом, но не пропустил ни слова.
— Работа у меня такая, — говорил Бондаренко, — что без вашей, рыбаков, помощи мало что я успею. Да и привык я, честно говоря, в своем деле опираться на людей. Народ — лучший помощник.
Оказывается, Бондаренко был офицером, вышел на пенсию, но не хотел сидеть без дела и пошел в рыбоинспекцию.
— Тридцать лет я провел на границе. А река — та же граница, только должны мы ее держать на замке от браконьеров.
Инспектор сказал, что наслышан об отце и очень надеется на его содействие.
— А я так понимаю, — неожиданно ответил отец, — что охранять рыбу от хапуг — еще полдела. Иной из нашего брата, товарищ Бондаренко, по идее тот же браконьер, хотя имеет билет на лов.
— Знаю, есть и рыбаки, нарушающие закон, — подтвердил и инспектор.
— Не в этом суть, — опять возразил отец. — Иной и с билетом в руках охоч только выгребать из реки, а вот пополнять ее закрома — тут его нет.
Они долго говорили. Для Валерки эта тема была не новой. Сколько раз он сам схватывался с Харитоном, когда весной во время воскресников по спасению малька Лутак убегал в плавни с удочкой, а то и с «паучком».