— Чего ты не спишь? — зашептал Бондаренко.
— А я только сейчас проснулся.
Бондаренко тоже приподнялся.
— Кажется, идут…
Рассветало, и от утреннего холодка знобило.
— Пошли! — сказал Бондаренко.
Пригнувшись, скрываясь за деревьями, Бондаренко перебежал к плетню и залег, а Валерий за ним. Оба настороженно прислушивались к каждому звуку с реки. Теперь все явственней доносился легкий шумок движущейся лодки, и вот она с ходу врезалась в берег. Но Бондаренко не шевелился, и Валерий тоже.
— Ну, слава богу!.. — послышался хриплый, но негромкий голос за плетнем. — Пронесло будто…
— А кому быть сегодня? — ответил молодой голос. — Они ж весь день на островах топтались, к воскреснику готовились, чтобы всей школой малька спасать.
— Бог не спасет, человеку не уберечь. Только ты, Харитоша, все ж таки сходи в школу. Для отвода глаз.
— Спать охота.
— Покружишься для вида — и досыпай свое.
Сын помог отцу взвалить на спину свернутую сеть. Григорий Каленикович кряхтел и постанывал. «Значит, длинного нет», — подумал Валерий. И в эту минуту Григорий Каленикович с сетью на плече показался из-за плетня.
— Здоровеньки булы! — приветствовал его Бондаренко.
— Товарищ Бондаренко! — воскликнул Григорий Каленикович.
Он страшно растерялся, маленькие, глубоко сидящие глаза перебегали с Бондаренко на Валерия, нижняя губа отвисла, ушанка, которую он носил и в мае, сползла на ухо. Но уже в следующую минуту Григорий Каленикович как ни в чем не бывало спросил:
— А що ж вы в хату не заходите?
— Нам и здесь неплохо, — усмехнулся Бондаренко. — Правда же, Валерка?
— От еще! — пожал плечами Григорий Каленикович. — Що ж мы будем говорить на холоде. Темно, и ничего не видно.
— А что нам смотреть? — смешливо продолжал Бондаренко. — Лучше поговорим. Как она жизнь, как рыбалка…
Валерий беспокойно задвигался.
— Харя же рыбу всю выпустит… — зашептал он.
— Сиди! — приказал Бондаренко.
— Да разве вы сами не знаете, какая она, жизнь? — почесал в затылке Григорий Каленикович. — Лучше и быть не может! — И сердито закричал через плетень сыну: — Харитоша, возьми у меня сети. Не видишь — гости пожаловали…
Показался Харитон. В руках он нес пустую кошелку. «Где же рыба?» — подумал Валерий. Все его мысли были о рыбе.
— А откуда вы едете? — спросил Бондаренко.
Против Григория Калениковича инспектор казался прямо молодцом, хотя годами Лутак был значительно моложе. В кожаной тужурке на «молнии» и в форменной фуражке инспектора рыбоохраны, Бондаренко вызывал у Валерки восхищение своим спокойствием и скрытой силой.
— Так откуда вы едете? — повторил он, щупая сети.
— Проверяете, не забрасывал ли? — усмехнулся Григорий Каленикович.
Они были сухие.
— А едем мы с собрания единоверцев.
— И ятерь на собрание брали?
— С кумом хотел поменяться.
— Колхозным ятерем?
— А что ж, что колхозный? Может, у кума, думал, лучший.
— Вон оно как! — покрутил головой Бондаренко. — Забота о колхозе…
Григорий Каленикович перевалил ятерь на плечо Харитона.
— Кто ж этот кум? — спросил Бондаренко.
— Да вы его не знаете.
— А может, знаю.
— Не, не знаете.
— И рыбки с собрания не привезли? — сказал Бондаренко, закуривая папиросу.
— Все шутите, товарищ Бондаренко, — засмеялся Григорий Каленикович. Видно было, что он уже совсем пришел в себя. — Где ж там рыбки возьмешь, когда вы запрещаете?.. — И опять засмеялся.
— А если Валерий в лодку заглянет?
— Нехай заглядывает. Он что, за отца соглядатаем ходит?
Валерий шел к лодке, но остановился. Бледный, со сжатыми кулаками, он смотрел на рыбака.
— Плохо шутите, Григорий Каленикович, — сказал Бондаренко, и голос его зазвенел в предрассветной тишине.
— Звиняйте, если я сказал что-то не так. Не по злобе, а по глупости, — поспешно заговорил Лутак. — Бог свидетель, что я за покойничка вечно буду молиться, как за своего спасителя…
— А почему вы Егора Павловича в покойники приписали? Может, и не покойник, а? Мало ли что с человеком может случиться…
Штунда облизал губы.
— Люди говорят…
— Лю-юди… Люди говорят, что Григорий Каленикович Лутак рыбу промышляет во время нереста, но это еще проверить нужно.
— Що ж, проверяйте, — вдруг озлобляясь, сказал Штунда. — У вас ведь служба такая — запрещать и проверять. — Он хрипло засмеялся.
Валерий бросился к лодке. Его бил озноб от нетерпения. Он и раньше не любил Лутака. Но теперь просто ненавидел его.