— Если они пришли со стороны Афганистана, то зачем? — вмешиваюсь я.
Неожиданно Юрика осеняет:
— Как бы то ни было, надо немедленно сообщить на заставу!
До заставы от нас километров шестьдесят. Идти — целых три дня. А мало ли что может случиться за это время. Если это какие-то темные люди, то они наверняка с оружием, тут и карабин Юрика не спасет. И кому идти на ночь глядя? Мне? Так я в темноте дойду до первой трещины — и все.
— Мы нашли большую пещеру. Там сейчас Стас и эти двое, — говорит Лялька.
— Тогда идем. Только будем начеку. — Юрик проверяет патроны и закидывает карабин за спину.
Идем вверх по тропе, прислушиваемся, не подает ли сигнал тревоги Стас. Уже совсем темно. Только чуть-чуть белеет снег, будто он фосфорный. Небо без звезд, пасмурное, холодное.
Замечаем впереди слабый отблеск. Это падает свет из выхода пещеры. Снег скрипит под ногами — к морозу. Первое, что бросается в глаза, — яркий электрический фонарик. Он укреплен в щели и бросает свет в центр пещеры, где расстелена палатка и горит спиртовка, на которой варятся бульон. Потом вижу чернобровое худощавое лицо мужчины с крепкой коронкой белых зубов. Одет он в ярко-пятнистую шерстяную рубашку, горло перехватывает толстый шарф. Мужчина пристально смотрит на нас и улыбается.
— Нашего полку прибыло.
Знакомимся — Садриддинов и Насафов. Фамилии таджикские. Но что-то неуловимо чужое слышится в произношении. Твердые согласные звучат мягче, «ы» получается как «и», «ш» — как «щ». В Азии так не говорят — там и гласные и согласные произносят еще тверже, чем мы, русские.
Удивляет и то, что одежда и снаряжение спутников необычные, заграничные. Кто из нас видел пуховый спальный мешок в непромокаемом капроновом чехле или высоко зашнурованные ботинки с рубчатой каучуковой подошвой?
Заметил я, что второй спутник, этот Насафов, остается в тени и молчит. Юрик расспрашивает чернобрового о работе, тот бойко отвечает, говорит о каких-то исследованиях, о большой таджикской экспедиции, о разведке ледников. Но я хорошо знаю Юрика, хотя его бесстрастное лицо ни о чем не говорит. Если он почесывает свою черную бороду, значит сомневается.
— Разрешите ваши документы, — вдруг вмешивается Стас.
— С этого бы и начинали, — смеется чернобровый. — Завтра подойдут наши и покажут. Документы у начальника экспедиции.
Наступает неловкое молчание. Но из темноты выныривает второй спутник — «соломенный», как сказала Лялька, морщинистый, худой, маленький.
— Хватит о делах, давайте есть.
Мы пьем бульон, угощаем незнакомцев сухарями. У них, оказывается, кончились продукты, хотя этого не скажешь, глядя на туго набитые рюкзаки.
На ночь я с Юриком устраиваюсь ближе к выходу. Если незнакомцы будут выходить, то мы услышим. «Соломенный», обезьяноподобный, тушит фонарь. Все мы делаем вид, что засыпаем, однако сон не идет. Но он может сморить нас на рассвете. Кому-то надо сейчас спать, чтобы дежурить после. «Юрик, спи, — шепчу я, наклонившись к самому уху Юрика. — Я разбужу тебя, если что-то произойдет…»
Наступает тишина.
Стас храпит. Храпит так старательно, что незнакомцы наверняка почувствуют фальшь. Лялька возится, шумя брезентом палатки, никак не может угнездиться. Часы у меня со светящимся циферблатом. Кошу глазами на руку. Сейчас полночь. Часов до четырех надо бодрствовать.
Секундная стрелка медленно-медленно передвигается по кругу, а минутная, так она совсем прилипла к одной цифре…
Начинает ныть бок. Надувной матрац совсем обмяк, где-то выходит воздух. Я все плотней опускаюсь на ребристые камни. И не могу пошевелиться. Не хочу. Так с ноющей болью и засыпаю. Но нервы взвинчены. Сон слишком чуток. Прихожу в себя при едва слышном шорохе. Осторожно приподнимаю веки. Из чернильной тьмы выплывают нечеткие очертания скал, нависших над сводом. Видно, свет луны пробил тучи.
Сердце сжимает от страха: а вдруг незнакомцы сейчас вырежут нас, как цыплят? Хочется разбудить Юрика, он же держит между колен карабин. Нет, надо подождать… Минуту… А возможно, кто-то просто пошевелился во сне? Нет, я чувствую, кто-то неслышно поднимается. Моя рука нащупывает рукоятку. Я вытягиваю из ножен свою финку.
Вот кто-то уже встал в рост. Смотрит на нас. Надевает ботинки. Идет, неслышно наступая на брезент, расстеленный на полу палатки. Задерживается у входа. Узнаю чернобрового.
Через секунду он, как тень, скользит мимо. Скрипнул снег. Чернобровый отходит в сторону. Шаг, шаг, еще шаг. Снег не скрипит. Остановился. Приподнимаю голову. Снаружи гораздо светлее. Вижу, чернобровый стоит, глядя куда-то в сторону. Стоит долго, никак не меньше пяти минут. В неясном свете луны, на фоне белеющих вершин он походит на призрака, на злого горного духа. «Что-то произойдет, если не сейчас, то завтра», — приходит мысль.