— А то, что в чинах мы с тобой небольших, рискуем вместе, а там как на нас поглядят? Повыше нас есть.
Говорухин шагнул к нему вплотную, внимательно глядя прямо в глаза.
— Ты к чему это говоришь? Знаешь что-нибудь?
— Как не знать, — сказал Борис, чувствуя, что теряет нить разговора. — Мне полагается знать…
— Значит, у вас там в штабе знают, — тихо заговорил хорунжий, — а я, признаюсь, все раздумывал, сказать есаулу или нет. Неделю назад, когда встретились мы на мельнице, я смотрю — самозванец. Назарова-то я, слава тебе господи, знаю, на моих глазах погиб, царство ему небесное! Но ты учти, я не открылся и казакам сказал, что он самый настоящий полковник Назаров и только…
Борис чувствовал себя, как на канате над пропастью.
— Что ж казаки? — спросил он осторожно.
— Казаки верят, как один. А что он за человек?
— Нужный человек, — таинственно ответил Борис. — Смотри, пока ни слова. И, подумав, добавил: — В своих же интересах!
— Понятно! — с уважением сказал хорунжий.
12. Как аукнется, так и откликнется
Наступил июнь. Лето в том году выдалось знойное, сухое. Ко всем тяжестям послевоенной разрухи прибавился еще и неурожай. В стране не хватало всего, что необходимо людям для жизни: продовольствия, топлива, одежды, медикаментов, соли, мыла, спичек. Не хватало даже бумаги, чтобы печатать обесценившиеся деньги.
Припрятавшие золотишко от прошлых времен с любопытством наблюдали неимоверную жизнь, гадая: сегодня или завтра от голода падут Советы, не побежденные армиями четырнадцати держав.
Не дремало и белогвардейское подполье, ожидая сигнала из-за рубежа.
Ночи напролет не гасли огни в доме ЧК на Большой Садовой улице. Работы хватало. Волной захлестывала город спекуляция. Армия темных коммерсантов, валютчиков, наживавших на голоде и разрухе не бумажные, а настоящие золотые миллионы, начала свое наступление. С почерневшим от солнца и недоедания лицом мотался круглосуточно по городу Павел Миронов. Никто не спрашивал его, когда он спит. Да и сам он об этом не задумывался — знал: Федору Зявкину и Николаеву приходится еще туже. Но ни на облавах, ни на обысках, ни во время однообразных допросов спекулянтов не покидала его мысль о главном — об операции «Клубок».
Больше всего из сообщений Бахарева чекистов заинтересовали сведения о полковнике Назарове. Из слов Говорухина можно было сделать вывод, что человек, который выдает себя за полковника Назарова, вовсе им не является. Но кто же он такой? Разобраться в этом поручили опытному сотруднику Дончека Тишковскому, который выехал в отряд.
А на долю Павла Миронова с его группой выпало обеспечение корнета Бахарева от всяких случайностей. В папке с надписью «Клубок» уже появились адреса господина Новохатко и полковника Беленкова, была выяснена и подлинная фамилия Валерии Павловны — вдовы крупного сахарозаводчика с Украины. На схеме, которую вычертил Зявкин на большом листе картона, все линии тянулись к центральному кружку. В нем крупными буквами была написана фамилия: «Ухтомский».
Семен Михайлович Буденный рассказал чекистам, что генерал-лейтенант царской армии князь Ухтомский ему известен давно.
Представитель древнего аристократического рода, он слыл среди белых генералов авторитетом в области военной науки. Одно время из него хотели даже сделать главного стратега белогвардейской армии. Однако из этого ничего не получилось, хотя сам князь Ухтомский был здесь ни при чем. Стратегия и тактика гражданской войны не подходили под мерки классического военного искусства. Операции, отлично выглядевшие на картах, рушились по совершенно непонятным причинам. Правда, и белые проявляли некоторую гибкость. Ухтомский, например, успел приложить руку к созданию крупных кавалерийских соединений, которые потом под командой Мамонтова и Шкуро дошли до Орла и Воронежа.
Князь Ухтомский был ранен и только поэтому, может быть, не фигурировал в числе командующих какой-нибудь из белых армий наравне с Деникиным, Врангелем или Юденичем. Командование Первой Конной не раз получало сведения о том, что князя взяла на попечение разведка Деникина.
Буденный считал вполне вероятным, что князь Ухтомский мог остаться в Ростове после эвакуации города.
— Вспомните, сколько они сюда раненых понавезли, — говорил Семен Михайлович. — Мы ведь с лазаретами не воюем, вот они и спрятали этого князя под чужой фамилией на больничной койке. Ясное дело! А расчет у них такой. Фигура среди белых известная, поэтому вокруг него можно будет организовать подполье.
Зявкин и Николаев согласились с доводами командарма Первой Конной. Понемногу выяснялось, кто стоял за спиной обманутых казаков и авантюристов вроде Говорухина и Филатова. Было понятно, что организация, возглавляемая такой крупной фигурой, как князь Ухтомский, должна иметь налаженные связи с заграницей. Ликвидировать ее можно было только после того, как будут установлены эти связи. А времени оставалось мало. Из Москвы пришло шифрованное сообщение о том, что, по сведениям, полученным из Софии, ростовское подполье должно приступить к активным действиям с середины июля.
Ближайшим путем к центру организации Борис считал поручика Милашевского. Нужно было найти к нему ключ. Собственно говоря, как всегда, было два способа: либо заручиться его дружбой, либо вступить в борьбу.
Еще на обратном пути из станицы Борис заметил, что есаул Филатов не собирается забывать промаха Милашевского с «проверкой». Он постоянно напоминал ему об этом, пока окончательно не вывел поручика из равновесия. Вспылив, Милашевский сказал есаулу:
— Не знаю, во всяком случае, вам еще предстоит объяснить полковнику Беленкову, почему это чекисты так заинтересовались вашей персоной, что приказали отправить вас из Екатеринодара в Ростов?
— С вашего разрешения, есаул, — сказал Борис, — я бы взял на себя обязанность объяснить все обстоятельства вашего побега господину полковнику… чтобы… — Борис сделал паузу, — никому неповадно было пачкать своими подозрениями честных людей.
Удар был нанесен, враг нажит, но зато приобретен и союзник. Борис увидел, как удовлетворенно улыбнулся Филатов.
Дня через два после возвращения из станицы вечером к Борису пришла Галкина. Она была одета наряднее обычного и заметно чем-то взволнована.
— Простите, Борис Александрович, что я так, без приглашения, была здесь рядом по своим коммерческим делам, — сказала она. — Вы знаете, я теперь скучаю без вас!
Борис удивленно поднял брови.
— Да, да, не удивляйтесь, — продолжала Галкина, — вы так много сделали для меня в трудную минуту. Вообще мне нравятся люди смелые и решительные. Иван рассказывал мне, как вы там, в станице…
— Пустяки! — прервал ее Бахарев.
Галкина наговорила ему еще кучу комплиментов. Борис молчал, спрашивая себя: «Что ей от меня надо?» Внезапно Анна Семеновна порывисто подошла к нему и положила на плечо руку.
— Я чувствую себя вашей сестрой, — сказала она. — Мне кажется порой, что я знаю вас давным-давно, с детства!
— Я благодарен вам за эти чувства, Анна Семеновна, — ответил Борис и, осторожно снимая с плеча ее холодную руку, задержал ее в своей.
— Боже мой, — спохватилась вдруг Галкина, — а ведь уже поздно! Я надеюсь, Борис Александрович, вы проводите меня. — Она заглянула ему в глаза.
— Почту за счастье. — Борис учтиво поклонился. — Сию минуту, я отдам некоторые распоряжения прислуге.
Борис вышел в переднюю и, постучав в комнаты Веры, сказал:
— Вера Никифоровна, я вернусь поздно, не запирайте парадную дверь изнутри.
— Куда же вы на ночь глядя? — ответила Вера.
— Я провожу Анну Семеновну.
Когда он вернулся в комнату, Галкина стояла у самых дверей, покрывая голову черным кружевным платком.
шутливо пропел Борис.