— Хозяйка? — спросил военный.
— Нет. Но что…
Мерильда вышла навстречу.
— Хозяйка я.
— Сеньора Мерильда Перес?
— Де ла Перес.
Она уже взяла себя в руки. Вскинула голову, смотрела на вошедших высокомерно и насмешливо.
Военный — тот, что спросил, пожилой, бородатый — протянул ей бумагу с гербом:
— Именем революции…
— Как торжественно! — перебила она. — Мне с собой что-нибудь взять? — Голос ее предательски дрогнул. — Или уже ничего не нужно?
— Именем революции, — продолжал бородач, — с завтрашнего дня, после вашего отъезда, эта вилла переходит в собственность республики. Здесь будет размещена школа политпросвещения. Вам надлежит оставить все помещения в полной целости и сохранности, а также передать нам ключи от дома и автомобилей.
— Только-то и всего? — Мерильда облегченно вздохнула, но тут же снова вздернула голову. — А столько шума!
Старичок в сюртуке суетливо смял шляпу и с робостью сказал:
— Виноват, госпожа де ла Перес, я от министерства образования, нам нужно осмотреть будущие учебные классы.
Она близоруко сощурила глаза:
— О господин учитель, мы с вами знакомы! С удовольствием, — и нарочно громко бросила Бланке: — Присмотри, чтобы тут что-нибудь не улетучилось.
Третий, скуластый и совсем юный негр-солдат, подмигнул:
— Не беспокойся, тетя. У нас не улетучится. Я уполномоченный управления по конфискации имущества слизняков.
Когда Мерильда и двое мужчин вышли, он по-приятельски огрел Бланку по спине.
— А ты что тут делаешь, компаньера? Твоя бывшая хозяйка?
— Нет, я пришла проститься…
Он не слушал, продолжал:
— Ты перед ней не дрейфь. Ее песенка спета. Пусть уматывает, а мы тут такую школу отгрохаем!
Он огляделся.
— Прилично жила бабеха! Барахла — как на ярмарке. Если хочешь, возьми, что нравится, — я зажмурю глаза.
Он скомкал огромными черными руками кружевное белье, брошенное на стол, потом расправил, начал удивленно разглядывать.
— Скажи ты! Совсем-совсем прозрачное!
— Как не стыдно?
— А что я? Это ей такое не стыдно было носить-то? — Он приложил к себе и, вихляя бедрами, прошелся по комнате. Захохотал.
«Не надо связываться, — остановила себя девушка. — Какой смысл?..»
Мерильда, учитель и пожилой военный возвратились в гардеробную.
— Ну как, вас устраивает? — Мерильда говорила любезно. Подруга почувствовала, что голос ее напряжен, натянут, как струна. — Может быть, вас шокируют росписи в гостиной или зеркала в туалетах?
— С эстетической точки зрения, госпожа де ла Перес… — начал учитель.
Но солдат-негр перебил:
— Плевать! Картинки замажем, зеркала перетащим в класс танцев.
— Тогда все в порядке. Я несказанно благодарна, что вам в этом доме понравилось.
— Ключи, сеньора, — напомнил пожилой военный.
— Ах, да, как это культурно!
Она принесла ключи. Перебрала их в пальцах. Потрясла. Они глухо звякнули. Небрежно швырнула на стол, Солдат-негр сгреб их, сунул в карман, хлопнул по нему ладонью. Они опять звякнули.
— Порядок.
Старичок приподнял мятую шляпу.
— Счастливого вам пути, госпожа де ла Перес!
— Спасибо, господин учитель. Я этого никогда не забуду. Ни вам, ни вашим… товарищам.
Мужчины вышли. Хлопнула дверь.
— Вот так…
Мерильда без сил опустилась в кресло, закрыла лицо руками.
— Ни дома, ни машины, ни даже ключей…
Она подняла лицо. В глазах были слезы. Усмехнулась.
— А завтра в моем доме они откроют школу политпросвещения для певичек из «Тропиканы». И в спальне, где пылал страстями Хорхе — помнишь моего шофера, черного, с такими лапами? — в этой спальне будет класс коммунистической морали… Ха-ха-ха!.. Недурно?
— Страшно.
— Не бойся. — Глаза ее уже просохли. Она встала, выдвинула ящики секретера, начала перебирать бумаги. — Письма от Луиса — еще до свадьбы. Неоплаченные счета…
Скомкала их в охапку:
— Думаю, им это не подойдет в качестве учебных пособий.
Бросила бумаги в камин.
Бумаги вспыхнули. Отсветы огня заметались по стенам и потолку, по ее лицу. Она не отрываясь смотрела на огонь, на превращающуюся в пепел бумагу. Потом подняла голову. Глаза ее были красны и жестоки.
— Пусть горит! Пусть сгорит дотла!
— Как ты можешь вот так все сжечь? — Бланка отвернулась.
— Все сожгу! Все! Как бы я хотела, чтобы сгорел весь этот дом, этот город, вся эта проклятая страна! — В голосе ее было исступление.
— Замолчи! — Повернулась к ней, схватила ее за плечи и оттянула от камина Бланка. — Замолчи! Что бы ни было, мы же с тобой кубинки!
Мерильда сбросила ее руки:
— Кубинки!.. — Она зачерпнула из камина горсть пепла. — Нет, сейчас я сеньора Никто. Я сгорела. Я пепел.
Она дунула на ладонь, и черные хлопья разлетелись по комнате.
— Но завтра, даст бог, я поднимусь из пепла — и стану мисс Американка. Птица, возрожденная из пепла! Тебе должен понравиться этот оригинальный поэтический образ.
— Прошу тебя, не паясничай, — остановила ее Бланка.
Она подошла к окну. Глубоко вдохнула ночной воздух. Покачала головой.
— Нет… Я не могу так легко относиться к жизни. Я не могу сегодня все сжечь, чтобы завтра стать другой.
Она резко обернулась:
— Я должна верить! Мне нужна вера! Я должна найти свое место.
— Не морочь мне голову! — резко оборвала ее Мерильда. — Какое тебе дело до всей этой свистопляски? Выбирайся-ка ты лучше в Штаты.
— Не имею права.
— Понимаю: нет приказа твоего центра.
Бланка грустно усмехнулась:
— Да, нет приказа моего центра…
— Смотри, как бы он не пришел слишком поздно. Уж будь уверена: когда запахнет жареным, они удерут первыми.
Она подошла к подруге, мягко обняла ее. На Бланку пахнуло духами и теплом, и впервые за весь вечер она почувствовала Мерильду такой, какой знала всю жизнь. «Боже мой, закрыть бы глаза и представить, что ничего не случилось…»
— Ты так ничего не рассказала о себе, — мягко проговорила Мерильда. — Где ты сейчас живешь? Как? С кем?
«Как меняется ее голос…» — снова подумала Бланка. Прижалась к ней. Начала рассказывать: она снимает комнатку у самого залива, на авениде Уна. Когда конфисковали их дом, по ошибке конфисковали и все ее вещи. Она как раз была тогда в Сьерре. Вернулась — и тоже: ни дома, ничего…
— Бедняжка! Хочешь, возьми что-нибудь из моего барахла. Все бери, пригодится. Мне уже…
Мерильда вздохнула.
— Нет, ничего не нужно. Все необходимое у меня уже есть.
— У солдата все имущество в ранце?
— Вот именно…
Мерильда, не отпуская рук, равнодушно и даже как-то неприязненно оглядела комнату:
— Ну что ж, пусть остается управлению по конфискации…
Бланка уткнулась лицом в ее плечо.
— Мне очень жаль, что ты уезжаешь. У нас была с тобой странная дружба… Ты всегда была такая красивая, такая элегантная! Я во всем хотела походить на тебя и… и даже завидовала до слез!
Мерильда вздрогнула.
— Ты говоришь как на моей панихиде.
— Нет, просто рвется последняя ниточка, с прошлым. А я — как форточка в пустой квартире… — Бланка почувствовала, что она сейчас заплачет. Она замолчала. Осилила комок в горле. — Ладно. Когда твой самолет?
— На рассвете.
— Тебе помочь?
— Нет, кажется, все. Больше не разрешат. Придется положиться на Конрада.
Она отошла от окна, плеснула в рюмку баккарди, залпом выпила.
Бланка взяла из груды платьев одно, голубое с кружевами, приложила к талии. Вспомнила: на ней тогда было такое же — голубое с кружевами. Ей тогда исполнилось шестнадцать. Ее первый бал. И он танцевал с ней… Помнит ли он тот бал? Помнит ли он все, что было у них потом?.. Они уже хотели обручиться. И вдруг все оборвалось. Где он? Что он?.. Неужели он все забыл? Не может быть! Но тогда почему же за все эти годы ни слова, ни строки? Боже, она так давно ничего не знает о нем!..