— Что делать?! Я смог включить в список лишь одного Ткачевича!..
Так! Очень ценные сведения! За свою судьбу, значит, Миша может не беспокоиться. А Ткачевич должен заранее обдумать, как ему поступить…
Вечером первого апреля Надя радировала: город и порт в эвакуационной горячке. А в одиннадцать утра на другой день передала о том, что из города усиленно отходят все германские войска, что объявлена эвакуация населения в возрасте от 14 до 50 лет; что в Румынию ушел пароход «Мадонна» водоизмещением в три с половиной тысячи тонн — на борту у него продовольствие и медикаменты; отплыли девять быстроходных десантных барж с тремя тысячами немецких солдат и двумя тысячами раненых.
Вечером четвертого апреля напряжение эвакуации, по всем признакам, начало спадать. Натушар уехал, и неизвестно было, вернется ли он.
Из окна здания управления Миша и Ткачевич долго смотрели на груды ящиков в порту, на пакгаузы и склады. Постепенно сгущался вечерний сумрак. Солнце склонялось к западу, и темнеющая синева моря, казалось, уходила в бесконечность.
— Нельзя больше ждать! — нарушил Ткачевич затянувшееся молчание. — Давай сделаем все сегодня ночью.
— Вы думаете, они взорвут порт еще до своего отхода?
— Нет, но у нас не останется времени.
Миша согласился. Риск остается риском. И с каждым днем он будет лишь усиливаться.
— У меня есть на двадцатом причале знакомый румынский солдат — Сергей Федоров, — сказал Миша.
— Румын с фамилией Федоров? — удивился Ткачевич.
— Нет, он молдаванин. Я давно с ним знаком, к нему присматривался, а сегодня утром поговорил начистоту. Он обещал помочь…
— Ну, если ты уверен, привлеки его, — сказал Ткачевич, — но действуй решительно.
Время от времени звонил телефон, Ткачевич снимал трубку, отдавал короткие распоряжения. Потом его вызвал к себе Петри, чтобы уточнить, какие важные грузы еще ждут отправки.
Миша томился в одиночестве часа два. На порт спустилась прохладная апрельская ночь. Редкие огни мелькали у причалов, то загорались, то мгновенно исчезали, словно их задувал ветер. На причалах, охваченных эвакуационной горячкой, грузчиков оставалось мало. Многие уже пронюхали, какая им грозит опасность, и попрятались. Оставшимся в порту помогали моряки и солдаты. Гулко начинали лаять сторожевые собаки и под строгим окриком тут же замолкали.
А что, если для начала пойти в разведку? Миша еще постоял перед окном, потом набрался мужества, вышел из дома и медленно двинулся к двадцатому причалу.
Он не сделал и десяти шагов, как услышал шаги приближавшегося патруля и едва успел прыгнуть за ящик. Нет, по дороге идти опасно! Ведь особых дел у него на двадцатом причале сейчас нет, и его могут задержать.
Самое верное — пробираться напрямик по грудам железа и всякого хлама, который скопился в порту. Этот путь связан с риском сорваться и разбить себе голову о какую-нибудь железную чушку. Но это все же менее опасно, чем непрерывно бегать от патрулей. Если они его заметят, то, несомненно, установят наблюдение, и тогда задача не только во много раз усложнится, но вообще может оказаться невыполнимой.
Когда Миша вернулся в управление, Ткачевич уже был в своем кабинете.
— Где ты пропадал? — спросил он.
Миша рассказал ему о результатах разведки. Ткачевич подумал немного и сказал:
— Вот что! Иди к своему румыну на двадцатый причал, а у меня есть дела на четвертом и девятом. Чем будешь резать?
— У Федорова есть большой немецкий саперный нож.
— Советую потом сразу же от ножа избавиться! Вдруг станут обыскивать? — Он взглянул на часы. — Скоро смена. Часовые устали, но те, кто их сменяет, начнут обход с новыми силами.
Они вместе спустились вниз и остановились у крыльца. Сейчас, когда они не знали, увидятся ли снова, Ткачевича покинула обычная сдержанность.
— Ну, Миша! — проговорил он. — Будь осторожен! Я еще хочу выпить на твоей свадьбе…
Он быстро шагнул влево и исчез во тьме. Миша подождал, пока стихнут его шаги, глубоко вдохнул свежий морской воздух, как пловец перед прыжком с вышки, и, перейдя дорогу, перелез через груду старых железных труб.
Какое счастье, что он так хорошо изучил порт! Несколько раз Миша оказывался в двух шагах от патрулей, а когда приблизился к причалу, чуткий пес свирепо залаял и стал бросаться на станину, за которой притаился парень. Солдат цыкнул на пса и оттащил его в сторону.
Федорова Миша разыскал в деревянной дежурке на краю причала. Зимой в этой будке отогревались часовые, а летом она пустовала. Стол, стоявший возле разбитого окошка, никогда не просыхал от пролитого на него вина. Через минуту они уже вместе пробирались вдоль причала. Миша держал в руках длинный кусок тонкой железной трубы с загнутым концом, которую Федоров отыскал в ворохе лома, а в кармане у него лежал острый саперный нож.