Янис не боялся полицейских и заявил об этом Марии. Условились, что завтра он придет в клуб.
— Я буду пионером, — сказал Янис матери, когда та вернулась с завода.
Лилия провела по лбу рукой и долго молчала. Потом ответила:
— Нет.
— Почему? — озадаченно спросил Янис. — Все ребята с нашей улицы пионеры. Разве я хуже других?
Не ответив, мать ушла в кухню. Янис попытался понять, в чем тут дело.
— Пионеры плохие? — спросил он, подумав.
— Нет! — донесся голос Лилии.
— Тогда почему ты не разрешаешь? Ты боишься шпиков и полицейских?
— Их все боятся, — после паузы услышал он.
— И я тоже должен бояться?
Лилия вошла в комнату, прижала голову Яниса к груди и глухим, вздрагивающим голосом проговорила:
— Больше всего мне хочется, чтобы ты был храбрым и честным, сынок! Обязательно дружи с Марией Спрогис. Она и ее отец очень хорошие люди. Но в клуб не ходи, хорошо? Ты мне веришь, милый, дорогой мой?
Янис ощутил на лбу что-то теплое и влажное. Он поднял глаза. Мать поспешно отвернулась.
— Я верю, — ответил он, ничего не понимая и чувствуя лишь, что происходит что-то важное. Ночью ему не спалось. Лилия тоже ворочалась на постели и вздыхала.
Через несколько дней Мария презрительно заявила:
— Я-то думала, ты стоящий парень, а ты весь в свою мамашу! Она мастеру боится слово сказать, а когда полицейского увидит, у нее коленки трясутся. Вот из-за таких, как вы, хозяева делают с рабочими все, что хотят!
Глаза ее почему-то наполнились слезами. Покраснев, она убежала, а Янис низко опустил голову. В этот день он долго бродил по пустынным переулкам. Мысли его путались. Мария не могла сказать неправду. Значит, действительно мать считают робкой и запуганной. Но Янису-то хорошо было известно, что на самом деле она совсем не такая. Ему вспомнился случай, происшедший в прошлое воскресенье.
Как всегда, они отправились за город. Янис сидел на пустынном пляже, а Лилия по обыкновению оставила его одного. Недалеко от берега подпрыгивала на волнах белая лодка. В ней сидела девчонка лет пятнадцати. Она никак не могла справиться с волнами, и лодку относило в море.
— Эй! — крикнул Янис. — Греби к берегу!
Девочка не услышала. Она выронила весло, и лодка стала быстро удаляться. Янис подбежал к полосе прибоя. Волна хлынула ему под ноги, и он невольно отступил.
— Помогите! — послышался слабый голос.
И тут из лесу выбежала Лилия. Она на бегу сбросила туфли, платье и кинулась в ледяную апрельскую воду. Как она плыла! Точно стрела, рассекая волны и зарывая голову в пену. Поймав весло, она настигла лодку и ловко вскарабкалась в нее. А еще через несколько минут девчонка, невнятно поблагодарив Лилию, выпрыгнула на песок и убежала. Лилия не спеша принялась обеими руками выжимать скользкие блестящие волосы. Янис растерянно глядел на нее. Она неприязненно спросила:
— Что же ты стоял как пень? Кажется, умеешь плавать. Мужчина!
До самой Риги она с ним не разговаривала. Янис мысленно поклялся, что в другой раз бросится в огонь, не то что в воду, лишь бы не видеть презрительного взгляда матери.
Нет, не похожа была Лилия на слабую женщину, которая всего боится!
Вот и попробуй разберись в этом, если тебе только двенадцать лет.
…Янис так тогда и не вступил в пионерский отряд. А через год айзсарги и военные совершили фашистский переворот. Ульманис стал диктатором. Клуб левых профсоюзов закрыли, всех пионеров, и Марию в том числе, исключили из школы. Мария поступила работать санитаркой в больницу. Ее приняли только потому, что санитарок не хватало. Этот тяжелый труд слишком плохо оплачивался…
На улице Пернавас теперь почти каждую ночь происходили обыски и аресты. Агенты политической полиции врывались в квартиры рабочих и переворачивали все вверх дном. Во всем районе не осталось ни одного дома, где не побывали бы полицейские. Только к Лилии они не заглянули. Ее репутация была им хорошо известна. Они не хотели зря терять время, так как знали заранее, что не найдут у нее ничего интересного для себя…
В июне 1940 года Яну Калныню исполнилось шестнадцать лет. Он поступил на «Вайрогс» учеником клепальщика. Работа была адской. Янис сидел внутри железной цистерны и придерживал молотком заклепки, по которым снаружи со страшной силой колотили кувалдой. Цистерна сотрясалась от грохота. Дышать было нечем. Клепальщик Скроманис посмеивался: