— Ты кого-нибудь ждешь? — не вытерпев, спросил однажды Янис.
— Жду? — переспросила мать в замешательстве. — Что за глупости! Кого я могу ждать?
Как-то в конце августа Янис проснулся ночью. Кровать Лилии была пуста. Он выглянул в окно.
Мать стояла на крыльце, кутаясь в платок, и разговаривала с мужчиной. Он был без шапки. Ветер трепал светлые, как лен, волосы. Янис вспомнил, что видел его несколько лет назад в лесу. Значит, Лилия все еще встречается со своим белобрысым знакомым?
— Как же это? Как же? — донесся растерянный голос матери.
— Я все понимаю, — вздохнул мужчина. — Но другого выхода нет. Так нужно.
— Хорошо, — помолчав, тихо сказала Лилия. — Но по крайней мере мы сможем увидеться?
— Постараемся что-нибудь сделать.
— Что ж, до свиданья…
Мужчина пожал ей руку и исчез. Лилия опустилась на крыльцо, закрыв лицо руками.
Янис забрался под одеяло, сдерживая дрожь. Он, конечно, все понял. Мать надеялась, что теперь, когда наступила новая жизнь, сможет открыто встречаться со своим другом. Именно для него-то она прибирала в комнате и делала прическу. Может, даже рассчитывала выйти за него замуж. А он, значит, отказался. Янису было мучительно жалко Лилию, но не мог же он признаться, что подслушивал…
Утром Ян не узнал мать. В ней как будто сломалось что-то. Она выглядела постаревшей на много лет.
…Вскоре Янис вступил в комсомол вместе с другими молодыми рабочими, подружился с Марией Спрогис и ее товарищами-комсомольцами. Ему поручили выпускать стенгазету. Он рьяно взялся за дело: после работы рисовал заголовки и переписывал статьи.
Зимой 1941 года на заводе происходили выборы в комитет профсоюза. Рабочие литейного цеха в числе других кандидатов назвали Лилию.
— Конечно, она скромная и незаметная женщина, — сказал про нее пожилой литейщик. — Но у нее добрая душа, и она честный человек. А это самое главное. Она достойна стать членом завкома.
Мужчины, улыбаясь, принялись дружно хлопать в ладоши, а парторг завода Карл Спрогис ласково предложил Лилии:
— Подойди сюда и скажи людям, согласна ли ты выполнять их наказы.
— Нет, нет! — испуганно ответила мать. — Я в этом ничего не смыслю!
Рабочие укоризненно смотрели на нее, когда она, пряча лицо, торопливо пробиралась к выходу, а Янис был готов сгореть от стыда.
— Почему ты отказалась? — возмущенно спросил он, вернувшись домой. — Неужели ты не понимаешь, что обидела народ? Нельзя думать только о себе. Мы со всех сторон окружены врагами. Рабочие должны сплотиться, чтобы отстоять и укрепить Советскую власть!
Он сурово посмотрел на Лилию. Она побледнела. Но в ее глазах вдруг промелькнуло странное, удовлетворенное и даже счастливое выражение. Мать вышла в кухню. Оттуда послышался ее негромкий голос:
— Может, ты и прав, сынок, только ведь на всякой работе нужно приносить пользу. А какая же польза будет от меня в завкоме, если я не умею убеждать людей и тем более вести их за собой? Но рассуждаешь ты как настоящий рабочий. И это мне очень нравится.
…В мае 1941 года завком выдал Лилии бесплатную путевку в заводской санаторий в Кемери, на Рижском взморье. Раньше в этом санатории лечились богачи, а простых людей даже близко не подпускали. Рабочие, побывавшие там, с восторгом рассказывали об огромных, светлых палатах, чудесном сосновом лесу, добрых и вежливых врачах. Санаторий сразу стал пользоваться большой популярностью. В Кемери приезжали больные из Москвы и Ленинграда, из других республик. Янис с удовольствием поехал бы вместе с матерью, но Скроманис ушел в отпуск, и Яну поручили его заменить. Впервые он стал работать не учеником, а клепальщиком. Это, конечно, было поважнее, чем отдых на Рижском взморье.
…Садясь в поезд, мать крепко поцеловала Яниса и внезапно расплакалась у него на плече. Изумившись, он растерянно обнял ее и спросил:
— Что с тобой? Ты ведь уезжаешь совсем недалеко.
— Да, да, — с трудом произнесла Лилия и, не оглядываясь, скрылась в вагоне.
Ничего особенного, кажется, не произошло, но Янис почему-то никак не мог забыть заплаканные глаза матери. Ее внезапное и необъяснимое горе вселило в него безотчетную тревогу.
Через неделю он уже не находил себе места от беспокойства, которое сам не мог, да и не пытался объяснить. У него окрепло ощущение грозившей Лилии неведомой опасности. «Наверно, она тяжело больна и скрывает от меня! Поеду к ней!» — неожиданно решил он и, попросив у начальника цеха отпуск на три дня, рано утром первым поездом отправился в Кемери.