В госпитале медицинской сестрой работала Мария, и Янис видел ее, когда относил туда истекающего кровью рабочегвардейца.
— Молодец! — сказала Мария, взглянув на Яниса. Она приподнялась на цыпочки, поцеловала его в щеку и, подтолкнув в плечо, шепнула: — Иди!
Он понял, что небезразличен ей, и радость охватила его.
Но 28 июня был отдан приказ отступать. Колонны усталых рабочегвардейцев и регулярных частей Красной Армии потянулись по шоссе к Валке, куда эвакуировались советские учреждения. Несколько немецких танков уже проскочили по мосту через Даугаву и ворвались в район рынка, поливая прохожих пулеметным огнем. Госпитали эвакуировали в первую очередь, и, забежав попрощаться с Марией, Янис застал пустые корпуса с выбитыми стеклами… Попросив у командира разрешения отлучиться на полчаса, Янис поспешил на улицу Пернавас. Он не видел мать целую неделю и не знал, что с ней и где она. Командир рабочегвардейцев клепальщик Скроманис строго предупредил:
— Только не задерживайся! А то не догонишь нас!
Лилия оказалась дома. Она открыла дверь, поглядела на сына и закрыла глаза. Лицо ее было белым как мел. Яниса удивило, что она в домашнем халате и ее белокурые волосы распущены и падают на плечи, точно она собралась спать. Но у него не было времени раздумывать над этим, и он крикнул:
— Мы уходим! Если хочешь взять вещи, поторопись, долго ждать я не смогу!
— Я понимаю. Не сможешь, — неживым голосом ответила мать.
— Что же ты стоишь? Через несколько часов в городе будут фашисты!
— Ты иди, — ответила Лилия, откинув голову и прислонившись к стене.
— А ты?!
Она медленно покачала головой.
— Ты сошла с ума! — Янис схватил ее за руку и потащил на крыльцо, приговаривая: — Быстрее, да что же ты! Мы не успеем!
Мать с неожиданной силой вырвала руку, обняла сына, поцеловала в губы и оттолкнула. Он растерянно посмотрел на нее.
— Прощай, мой дорогой! — тихо сказала Лилия. — Кончится война, и мы увидимся. Я буду тебя ждать. И еще я знаю, что воевать ты будешь хорошо! — Улыбнувшись ему дрожащими губами, она ушла в дом.
Ошеломленный Янис остался во дворе. С улицы послышался грохот проезжавших мимо автомобилей. Махнув рукой, Ян выбежал за ворота.
Свой батальон ему найти не удалось, и он присоединился к отряду рабочегвардейцев Задвинья, вместе с которыми через сутки добрался до Валки. «Мессершмитты» с утра до вечера бомбили скопления людей и техники. А добровольцы латышской бригады, сформированной из рабочегвардейцев, были вооружены лишь винтовками. Янис стрелял по самолетам, зная, что это бессмысленно, и плача от ожесточения и бессильной ненависти к фашистам.
Вскоре бригада получила приказ отойти к Эстонии. Начались жестокие бои с рвущимися вперед немецкими дивизиями. Латыши сражались с отчаянной храбростью. Янис участвовал в знаменитых сражениях в Одисте, Латси, Лейя. За бой возле озера Выртсу его вместе с группой рижских комсомольцев наградили орденом Красной Звезды. А через две недели, после семичасового сражения в районе мызы Пурмани, Яниса контузило разорвавшейся неподалеку немецкой гранатой, он потерял сознание и очнулся уже в плену, в холодном сарае, рядом с другими ранеными красноармейцами…
Он попал в лагерь военнопленных на аэродром Спилве недалеко от Риги. Таскал с рассвета до сумерек тяжелые бревна и разравнивал катком взлетную полосу. До лагеря доходили слухи о том, как живут люди в оккупированной Латвии. С аэродрома было видно, как по утрам рижан гнали на работу в каменный карьер. С работы возвращалось наполовину меньше народа, чем уходило. Янис часто думал о матери и о Марии. Удалось ли Марии эвакуироваться? Жива она? Где работает Лилия? Каково ей в захваченной фашистами Риге?
Наступили морозы. Лед сковал землю. В декабре Яниса вместе с другими пленными усадили в грузовик и повезли в сторону Даугавпилсского шоссе. Красноармейцы были в пилотках и в рваной летней форме. Они жались друг к другу, пытаясь согреться, но ледяной ветер с Даугавы пронизывал до костей даже конвоиров-шуцманов, одетых в добротные полушубки и валенки.