— Мама! — сказал он и улыбнулся. Лилия закрыла глаза, и по ее щеке скатилась слезинка. Но она смахнула ее рукой и спокойно, словно ничего особенного не произошло, ответила:
— Вот и отлично! Теперь ты должен как следует поесть.
Янис не заставил просить себя дважды и уничтожил весь бульон.
В следующий раз он проснулся ночью, но в доме почему-то никого не было. На табуретке он увидел тарелку, накрытую салфеткой. Под салфеткой оказалась белая куриная нога, залитая соусом, и рисовая каша, обильно приправленная сливочным маслом. Янис дотянулся до куриной ноги и с аппетитом съел ее вместе с рисовой кашей и с хлебом. После этого он откинулся на подушку и стал размышлять.
Сначала все его мысли были радостными. Он благодарил судьбу за то, что ему удалось чудом убежать из лагеря и спастись от смерти. Но затем в голову полезли мысли, от которых ему стало беспокойно.
Он взглянул на тарелку, где недавно была куриная нога и рисовая каша со сливочным маслом, и вспомнил рассказы заключенных, прибывавших в концлагерь из Риги. По их словам, в городе магазины были закрыты, жители по ночам выкапывали из-под снега мерзлую картошку, на заводах и в мастерских рабочих кормили брюквенной похлебкой, а хорошо питались только фашистские прислужники — шуцманы, агенты гестапо и те, которые работали в немецких учреждениях. Для них открыты специальные столовые, где кормят по особым спискам. Еще, конечно, сами немцы жрут досыта. Они развлекаются в ресторанах, получают обильные пайки да еще грабят все, что плохо лежит…
Откуда же в доме у матери появились сливочное масло, курица и рисовая каша? Это было совершенно непонятно и неправдоподобно.
Янис нахмурился. В этот момент скрипнула дверь, и он узнал легкие, быстрые шаги Лилии. Он хотел окликнуть ее, но в последний момент раздумал и, тихонько отодвинув ширму, увидел, как мать повесила на спинку стула платок и принялась доставать из хозяйственной сумки свертки. Развернув один из них, она повертела в руках большой желтый брусок сливочного масла, из другого пакета вынула несколько кругов копченой колбасы. В третьем оказался колотый голубоватый сахар. Лилия отнесла продукты в кухню, вернулась в комнату и, взглянув на часы, надела меховую шубку.
— Мама! — позвал Янис.
Она остановилась и долго не поворачивалась к нему. Потом медленно приблизилась к ширме. На ее лбу блестели капельки пота.
— Кто тебе дал это, мама?
— Что?
— Я говорю о продуктах. У нас никогда, даже до войны, не было такой роскошной еды.
— Верно, — негромко ответила мать. — Мы слишком мало зарабатывали.
— А сейчас, значит, ты зарабатываешь больше?
— Давай отложим этот разговор, — попросила Лилия. — Я очень тороплюсь.
Она направилась к двери.
— Ты не хочешь отвечать? — с недоумением спросил Янис. — Ты делаешь что-то плохое и тебе стыдно признаться?
Он сам едва расслышал свой голос, но Лилия остановилась на пороге, словно наткнувшись на стенку.
— Плохое? — тихо переспросила она и опустилась на стул. Она молчала так долго, что тишина сделалась тяжелой и душной, точно перед грозой. — Нет, ничего плохого я не делаю, — наконец сказала она, и голос ее был ровным. — Все это очень просто объясняется. Я расскажу тебе позже. Хорошо?
— Нет! — крикнул Янис. — Или ты скажешь сейчас, или я уйду!
Опираясь на спинку кровати, он встал, но потолок закружился над головой и в глаза хлынул мрак.
Очнулся он в постели. Лилия, наклонившись, тревожно смотрела на него. Он все вспомнил и прошептал:
— Говори!
— Мне нечего скрывать, только я опоздаю на работу и получу выговор, — вздохнула мать, поправляя одеяло. — С завода я ушла, потому что там не дают пайков. Мне удалось устроиться горничной в богатую семью. Там меня кормят и дают талоны в немецкий продовольственный склад. Со склада я приношу для тебя продукты. Надеюсь, в этом нет ничего худого?
Ее ответ следовало обдумать, но Янис был еще слишком слаб и закрыл глаза.
Прошло несколько дней. Тело Яна медленно наливалось силой. Ноги окрепли. Он уже мог, опираясь на стены, медленно передвигаться по комнате. В окно пыталось заглянуть яркое весеннее солнце, но плотные шторы никогда не раздвигались. Работа у матери была странной. Она отсутствовала по ночам и отсыпалась днем. Уходить она старалась, когда Янис уже погружался в сон, а возвращалась обычно до его пробуждения. Возможно, она делала это не нарочно, но ему всего два или три раза удалось услышать, как за ней захлопывается дверь.