Все было сегодня, как вчера. Только не стало дождя, обсохла трава и тоненький, едва заметный серп месяца засветился на небе.
Все было как вчера. Только не было уже на свете сержанта Киченко, зарыты были за деревней Ходоровка трое парней, доживших всего до двадцати лет. И половина вчерашней поисковой группы лежала с забинтованными ногами — не так-то просто бегать босым по полю боя.
В поиск вел командир разведроты. Ему тоже было известно, как и майору Чекмазову, — оставались только сутки до предполагаемого удара противника.
Стемнело.
— Ну, пора, Сергей, — крепко сжал руку ротному командиру майор Чекмазов.
Коля-Вася первыми шагнули за бруствер.
— Я вам своих сапог до смерти не забуду, — ткнул одного из них в бок старшина Величко. — Чтоб нашли мне новые, да получше!
И вся группа тихонечко засмеялась. «Босоногая разведка» — навек теперь прилепилась кличка к вчерашней операции.
Снова Величко шел замыкающим. И час спустя все опять лежали в низине у ручья. Теперь им предстояло куда более опасное дело. Они нацелились туда, где обычно и не помышляли об успехе, там ночами всегда было много солдат в немецких траншеях, больше всего. Но, может быть, поэтому противник и не должен был ожидать ночного нападения, считая, что шансов у русских на успех разведки здесь нет. Сюда никогда не проникали поисковые партии. Именно на то, что так должен думать противник, и рассчитывали в штабе дивизии, планируя сегодняшний удар.
— Товарищ капитан, я пойду вперед с Колей-Васей, — попросил Величко.
И приглушенный смех прошелестел в нейтральной полосе над безымянным ручьем. Бедные Коля-Вася, долго им придется вспоминать взорванные сапоги старшины!
Теперь уже за Величко ползла группа. Но медленно сегодня шло продвижение. Уж очень часто взлетали ракеты над немецким передним краем. Часто, нервно стреляли немецкие пулеметы, совсем не так, как в предыдущие дни. И порою пальба охватывала чуть ли не весь передний край противника.
Не только опытным разведчикам, ротному командиру и Величко — всем, чем ближе подбирались к немецким окопам, становилось ясно — сегодня придется очень туго. Двоих уже оттащили назад к ручью.
Под проволокой лежали в непрерывном свете ракет больше часа: действовать было невозможно.
Коля-Вася еще и не взялись за ножницы, когда приполз связной от начальника разведки дивизии. Майор Чекмазов приказывал отходить.
И едва они успели вернуться в низину, в воздухе послышался гул снарядов, летящих с нашей стороны. Выглянув из-за бугра, Величко увидел, как по окопу, на который они нацеливались, ударил сосредоточенный огонь артиллерийского дивизиона. Это было непонятно. Сюда могли бить только по их просьбе, по сигналам ракетами, а они еще и не думали вызывать огонь.
Еще два сильных удара нанес дивизион, куда-то далеко влево от них, а затем стал бить в самый центр Медвенки.
Ох и всполошились же там немцы! Что же это такое делается?
Связной мог рассказать немного. Но и то, что он знал, не будь они сейчас на нейтральной полосе, вызвало бы бурю восторга.
Фельдфебель, тот самый, за которым вчера так неудачно охотилась босоногая разведка, приполз сегодня к нашим окопам и сдался.
«Язык» пришел сам. Сделал он это только из-за того, что вчера разведчики ворвались в немецкие окопы. Побоялся, верно, что расстреляют за брошенную им позицию и оружие, за убитых товарищей. Поэтому и перешел. Вот майор Чекмазов и отзывает разведчиков. Немец уже дает показания, и незачем лишний раз идти в огненное пекло.
Все было так, как рассказывал, отползая рядом с Величко, связной. Но было еще и то, что ему неизвестно.
Язык оказался ординарцем командира, только вчера ставшего на огневые позиции артиллерийского полка, того самого оберстлойтенанта, чей дамский пистолет так понравился Ледову. Ординарец обязан умереть за командира или уж, во всяком случае, вместе с командиром. Однако фельдфебель Гросс умирать не хотел. Ни вчера, когда бежал от разведчиков, ни в ту же самую ночь, когда вернулся и увидел трупы офицеров, за которых должен был сражаться, не щадя жизни. Поняв, что его дело плохо, фельдфебель решился. Ему не стоило больших трудов затаиться на день в укромном ответвлении перепаханной снарядами траншеи, а ночью переползти нейтральную полосу.
После первого же короткого, прямо в траншее, разговора майор послал связного к командиру разведроты с приказом отводить группу.
— Костя, прикрой отход разведки, — тут же решительно распорядился он.
Батареи капитана Курочкина открыли огонь по немецким позициям.
Ничего этого не знали разведчики, выходящие из боя.
По ним не стреляли, это было хорошо.
Двое ранены, но и это хорошо — только двое: сегодняшняя ночь стоила бы большой крови.
И была огромная радость: не зря, значит, билась вчера босоногая разведка.
Сергей Голяков
«Я — ИКАР!»
1
— Разрешите доложить, товарищ полковник? По вашему приказанию для выполнения специального задания люди подобраны.
Полковник Соколов оторвал взгляд от папки с шифровками, откинулся на спинку стула.
— Ну что ж, докладывайте.
Капитан Михайлов достал из портфеля несколько мелко исписанных листков.
— Командиром группы предлагаю назначить лейтенанта Харитонова Бориса Петровича. Двадцать шесть лет. Коммунист. Начало войны встретил на пограничной заставе. Был ранен. В сентябре сорок первого попал в плен. В тот же вечер бежал. Но через четыре дня после побега при переходе линии фронта был снова схвачен немцами. В ноябре сорок первого бежал из офицерского лагеря в городе Владимире-Волынском. Потом партизанский отряд полковника Медведева. Медведев аттестует Харитонова как инициативного, дисциплинированного бойца, способного выполнить любое задание командования. Там же вступил в партию. В военной разведке с октября 1944 года. Владеет немецким языком.
Полковник молча кивнул:
— Так, кто еще?
— Заместитель командира группы — Лобацеев Сергей Иванович. Двадцать пять лет. В армии с первого дня войны. Хорошо знаком с Харитоновым. Вместе бежали из лагеря для военнопленных. Отличный радист.
Командование первой чехословацкой дивизии в СССР рекомендовало включить в группу гражданина Чехословакии, подпоручика Пичкаря Дмитрия Васильевича. Двадцать шесть лет. Перед войной жил в Венгрии. В сороковом году арестован и брошен в хортистскую тюрьму за отказ служить в фашистской венгерской армии. Дважды бежал из тюрьмы. Ловили. После третьего побега пробрался через линию фронта к нам. Учитывая специфику района действия группы — очень ценный разведчик. К тому же хорошо знает радиодело.
Кроме того, в группу включена радистка Саратова Майя Дмитриевна. Двадцать лет. Комсомолка, москвичка. В начале войны ушла из школы на завод. Чтобы попасть на фронт, окончила училище радиоспециалистов…
Капитан назвал еще несколько фамилий разведчиков. Заключил:
— Всего в группе семь человек. Все в сборе. Готовы приступить к отработке боевого задания по получении приказа.
Полковник взял листки. Спросил:
— Где предполагаете организовать занятия с группой?
— В нашем доме в деревне Гженск…
Соколов сделал пометку в блокноте, взглянул на капитана.
— Люди, по-моему, стоящие. Будем надеяться, что не подведут. Состав группы я утверждаю. А теперь о самом задании. Прежде всего пусть товарищи хорошо поймут, что работать они будут вместе с чешскими партизанами. Мы знаем, что в районе действия группы существуют крупные партизанские соединения. Все попытки немцев ликвидировать их успеха не имели. Партизанское движение там сильное и, видимо, хорошо организовано. Нам очень важно установить с ними надежную связь, помочь, если потребуется, оружием, продовольствием, медикаментами. Полковник умолк, потом заговорил снова: