Из каморки под лестницей высунулся дряхлый старик и спросил, куда я иду.
— К коменданту, — ответил я.
Он тут же исчез, потому что шипение чайника в каморке становилось угрожающим.
Здание пятиэтажное, но коменданты выше первого этажа никогда не забираются.
Откуда-то сверху доносится аккордеон, здесь же, внизу звуки разнообразнее: бренчанье тара, стук домино и голоса, один громкий, другой приглушенный, в конце коридора. Подойдя к полуприкрытой двери с крупной надписью «КОМЕНДАНТ», я различил слова: «Долго нам еще нюхать?! Я спрашиваю, долго нам еще нюхать?» — «Ну, чего ты кричишь, Зюзин? Я ж заявку еще вчера послал». Приглушенный голос принадлежал сидевшему за столом. По-видимому, это и был комендант.
— Здравствуйте, — сказал я, и кричавший парень нехотя ретировался.
Зато комендант взглянул на меня с благодарностью, облегченно вздохнув, сказал:
— Собачья должность у меня, вот что. Туалет у них действительно засорился, только мне-то что делать, если слесаря сразу не присылают?
— И давно вы на этой самой должности?
Он улыбнулся.
— Уже лет тридцать по хозяйству работаю, а здесь недавно, — и с обидой добавил: — небось на прежнего не кричали, тот сам всех матом крыл. А я последнее время в интернатах работал, с детьми, ругаться разучился.
Мы помолчали. Он не спрашивал, кто я и зачем явился, а мне тем более торопиться не к чему.
— Ушел бы на пенсию, да хозяйство жаль. Кто его знает, кого взамен пришлют.
Я вспомнил аккуратно выметенный коридор, чистые стекла в окнах, свежевыбеленные стены здания и поверил в искренность этого пожилого человека, так вкусно произносившего слово «хозяйство».
— Вид у вас усталый. Или с помощниками туго?
— Помощников хватает, у меня и добровольные есть. Это они с туалетом возиться не хотят, а что-нибудь другое давно б сами исправили. Шутка сказать, триста человек — всех специальностей мастера!
Меня, конечно, интересовали помощники штатные, но повторять вопрос, не назвав себя, неудобно. Я представился и объяснил мнимую цель своего визита. Комендант повертел фотокарточку.
— Нет, такой у нас не проживает.
— Может быть, раньше, еще до вас или просто приходил сюда? Кто из персонала сейчас на работе?
— Уборщицы уже ушли, нет, одна после перерыва работает, должна скоро подойти. Сторож Гусейн-киши, да вы его, наверное, видали, Намик в кочегарке и прачка наша, Огерчук Валя.
— У вас и прачечная своя?
Мое удивление было ему приятно, и он с удовольствием рассказал, как пришлось пробивать эту идею и как здорово помогла Евдокия Семеновна Круглова — парткомша с комбината.
— Он баба умная, в горкоммунхозе прямо заявила:
«Я женщина, сама себе постираю, а мужчинам что делать? Или вы за то, чтобы грязь разводить?!»
Круглову я знал в лицо, у горотдела с комбинатом давно установились союзнические отношения, и сейчас очень ясно представил себе, как она наступала на коммунхозовцев.
Однако комендант увлекся, пора было возвращать его к интересующей меня теме.
— Может быть, кто-нибудь из персонала работает по совместительству в соседних домах и мог видеть его там? — предположил я.
Подумав, он отрицательно покачал головой.
— Уборщицы Рахматуллина и Мирбабаева работают в школе, другие только здесь.
Мне не хотелось расставаться с удобной версией.
— А остальные? Сторожа, например... Сколько их у вас?
— Сторожей трое: Гусейн-киши, сами видели; Асадов — инвалид, без ноги, хорошую пенсию имеет, от скуки работает; Гандрюшкин, тот помоложе и здоровьем еще крепок, но такого лентяя свет не видывал. Да и знал бы я, если б работали...
Вот и все. Неужели мы на кофейной гуще гадали? Медленно прокрутил в памяти кадры мамоновского допроса. Нет, не похоже, чтобы мы с общежитием промазали. Может быть, из живущих? «Триста человек, — подумал с ужасом, — поди проверь... И кто из них мог быть связан с шестью домами? Нет, триста человек, слава богу, можно оставить в покое. Либо из персонала, либо общежитие вообще ни при чем».