— Нет, погодите, черт возьми!..
Командир клипера «Орион» капитан второго ранга Воин Андреевич Зорин и его старший офицер капитан-лейтенант Николай Павлович Никитин ждали в приемной адмирала. От дивана и стульев с высокими спинками пахло старой кожей и застоявшимся табачным дымом. Здание было старое, толстые стены не пропускали звуки с улиц города и порта. Через узкие стрельчатые окна с закопченными стеклами виднелась облупившаяся стена, сложенная из плит серого известняка.
Через приемную проходили капитаны кораблей, стивидоры, портовые чиновники, с нескрываемым любопытством поглядывая на русских моряков.
Старший офицер посмотрел на часы:
— Ждем уже четверть часа. Видимо, на политических весах Россия стала весить гораздо меньше, чем до октября. Англия же всегда, считалась только с весом и силой.
— Да, голубчик Николай Павлыч, есть такой грех у наших союзников. Кстати сказать, сила и вес лежат в основе всякой политики. Англичане ведут ее наиболее нагло и откровенно, прикрываясь в парламенте разговорами о спасении мира от революционного пожара, вспыхнувшего в России.
— Бедная и несчастная Россия!
— Представьте, я не считаю ее таковой. А сейчас тем более. Она поднимается во весь рост, расправляет крылья...
— Не дадут.
— Да, трудно ей приходится.
— С другой стороны, если до нас доходит хоть малая доля правды о большевиках, то надо задуматься, Воин Андреевич. Возможно, стоит чем-то пожертвовать, чтобы восстановить порядок и демократию?
— Вы, моя мамочка, осторожный и сомневающийся человек, привыкший к коварству морской стихии, верите только картам, секстанту и хронометрам.
— Не всегда.
— И правильно делаете. Но в народ надо верить.
— Хотелось бы. Но мы-то с вами дворяне, и в монархии было высшее проявление наших идеалов.
— Однако это не мешало тем же нашим дворянам отправлять к праотцам неугодного монарха, мамочка моя. Вспомните Павла Первого хотя бы.
— Все это так, Воин Андреевич. Вместо одного царя мы сажали на престол другого, а теперь? Что будет теперь? Кого мы посадим? Или он сядет сам, без нашего согласия?
— Я верю, что Россия выберет образ правления, достойный своего народа.
— Какой вы оптимист!
Капитан-лейтенант вновь посмотрел на часы.
Тяжелая дубовая дверь, ведущая в кабинет начальника порта, приоткрылась, и в приемную выскользнул лейтенант Фелимор, щеки его пылали. Только закрыв за собой дверь, лейтенант осознал по-настоящему, что произошло в кабинете адмирала. «Вылетел как пробка. Ну и пусть. Какое у него было лицо! — лейтенант силился улыбнуться. — Пропала карьера! Хотя ничего еще не потеряно. Меня никогда не прельщала береговая служба. Этот сухопутный адмирал угрожал назначить меня на первый захудалый корабль, уходящий в самую рискованную экспедицию. А я ему: «В королевском флоте нет захудалых кораблей, сэр». Он чуть не упал от такой дерзости. Ничего, Элен поймет. В крайнем случае буду торговать перчатками в ее магазине», — сделал он неожиданное заключение и, печально улыбаясь, остановился перед русскими моряками. И они тоже улыбнулись, глядя на его взволнованное юношеское лицо.
— Господа, адмирал весьма сожалеет... — он перевел дух. — Он не может принять вас, господа. Весьма неотложные дела...
Командир клипера и старший офицер переглянулись. Воин Андреевич сказал, четко выговаривая английские слова:
— Мы тоже весьма сожалеем, что еще раз обратились к его превосходительству адмиралу сэру Эльфтону.
Отдав честь, русские повернули к выходу так решительно, что английские морские офицеры, столпившиеся посреди приемной, невольно расступились, освобождая им дорогу.
Лейтенант, помедлив в нерешительности, бросился за ними:
— Еще одну минуту, господа! — Фелимору захотелось загладить неприятность, как-то смягчить ее, облечь в корректную форму.
Русские моряки снова повернулись к дубовой двери, перед которой стоял лейтенант.
— Адмирал срочно выезжает в Лондон. Уже выехал. Перед отъездом он просил довести до вашего сведения, что в случае изменения обстановки он немедленно отдаст распоряжение о выходе клипера «Орион» из порта... Надеюсь, вы правильно меня поняли?
— Вполне, как не понять, — ответил командир клипера.
Молчавший все время старший офицер «Ориона» сказал так громко, что все невольно притихли и повернули головы:
— Передайте вашему патрону, что мы приходили не просить, а требовать уважительного отношения к России и к русским, с которыми англичане почти четыре года дрались плечом к плечу против общего врага.
Воин Андреевич поморщился и сказал по-русски:
— Этим их не проймешь, мамочка моя.
— Да, вы правы, — согласился его старший офицер. — Для них нужны не слова... Вы намерены еще что-либо нам сообщить? — спросил он лейтенанта.
Фелимору было жаль этих русских, с таким достоинством выдержавших унизительный отказ в приеме. Правда, его положение было, пожалуй, не лучше, и это сближало его с ними.
Когда русские офицеры снова оказались у дубовой двери, командир клипера, подмигнув лейтенанту, взялся за ручку и резко распахнул дверь настежь.
Лейтенант издал звук, похожий на крик раненой чайки. Где-то в душе у него еще тлела надежда, что шеф сменит гнев на милость, но теперь, встретившись взглядом с адмиралом, он понял, что все кончено. Увидев русских, адмирал не изменился в лице, он посмотрел на них невидящим взглядом и склонил голову к столу.
Фелимор закрыл дверь, прошептав:
— Господа, ведь это ужасно...
Воин Андреевич воскликнул со смехом:
— Невероятно, мамочка моя! Чудеса! — И обратился к лейтенанту: — Не знаю, как вы, молодой человек, а я только что видел самого адмирала сэра Вильяма Эльфтона! Или у меня начались галлюцинации?
Пунцовый лейтенант сосредоточенно молчал, свидетели этой сцены тоже осуждающе молчали или сдержанно улыбались.
— И мне показалось, что за столом работает какой-то военный моряк, — сказал старший офицер клипера. — Впрочем, в этом нет ничего удивительного. В каждом приличном английском доме, особенно в таком древнем, как этот, должно жить хоть одно привидение. Ваше мнение, лейтенант?
— Сюда иногда заглядывает тень самого Френсиса Дрейка, — ответил опять махнувший на все рукой лейтенант под одобрительный шепот и смех английских моряков. — Последний раз его видели перед самой войной. Что же касается адмирала, то он уже подъезжает к Лондону.
— Боюсь, как бы мы не стали для вас причиной больших неприятностей. Пожалуйста, извините.
— Ну что вы... пустяки. Мне давно хотелось оставить канцелярию и перейти на корабль. Я только буду благодарен судьбе, если адмирал пойдет мне навстречу. И этим в какой-то степени я буду обязан вам.
Лейтенант проводил русских моряков до ожидавшего их кеба и сказал, пожимая руки:
— Должен вам сказать, господа, что у меня свой взгляд на все, что здесь происходит. Пока мне предоставят последнюю должность, я бы хотел встретиться с вами, джентльмены, только при других, более свободных для меня условиях, и доказать свое искреннее к вам расположение. Всегда к вашим услугам, Кристофор Фелимор!
Кебмен хлестнул длинным кнутом тощую рыжую лошадь, она рванула с места и, пробежав футов сто, поплелась усталым шагом.
Воин Андреевич в это время слушал язвительные замечания своего старшего офицера по поводу пресловутой английской вежливости.
— Такого унижения я не испытывал еще никогда в жизни. Действительно, адмирал держался как выходец с того света, как он посмотрел «сквозь» нас! И ни тени угрызений совести, смущения! Нет, всеми силами надо стремиться покинуть, этих «гостеприимных» союзников — и домой! Надо действовать немедленно! Сегодня же!
— Вы, дорогой мой, не горячитесь. И адмирал, и этот симпатичный лейтенант, наверное, неплохие люди, да служба у них собачья. Разве не чувствуете, что тут политикой запахло? А раз политика, то и не такие привидения являются. Я думаю, что адмирал здесь ни при чем. Все исходит из Лондона, от первого лорда адмиралтейства. Сэр Черчилль — хитрющий политик. В нашей революции он усматривает величайшую опасность для своей империи. Читайте, мамочка, газеты!