— Хороший план, — сказал Губенко. Он первый двинулся с планкой подальше к лесу. Вслед за ним потянулись остальные.
Почистив картошку, Денисов пошел к дому, стараясь не смотреть на окна. Ведро в колодце оказалось погнутым и ржавым, а толстая цепь из фасонных звеньев напомнила Денисову о морской службе.
Он не спеша выправил смятое ведро, потом отпустил цепь. В это время на крыльце показался Лукояныч, который не сумел вовлечь своего постояльца в разговор о строительстве и поэтому никак не мог упустить нового собеседника. На старике была красная рубашка, заправленная в широкие, сантиметров сорок у обшлага, синие, с искоркой, брюки. В этом одеянии Лукояныч имел вид ухарский, даже, можно сказать, пижонский.
— Вот это да! — непроизвольно вырвалось у Денисова. Воспоминания о бухте, громыхание цепи и нелепый вид Лукояныча сделали больше, чем напутственная инструкция Кристинина «Расслабься!». Он словно вернулся к тем дням, когда был беззаботным и бойким матросом. — Где вы такие клеши отхватили, отец?
— Эти брюки, молодой человек, — с достоинством ответил бывший бухгалтер, — я купил одиннадцатого мая девятьсот сорок пятого года, на второй день окончания войны, во Львове. Материал стоил тогда по девятьсот рублей за метр. Это стопроцентная манчестерская шерсть. И сшил их львовский частник за две банки свиной тушенки.
— О-о-о! — удивился Денисов. — И не подумаешь! Такое впечатление, что настоящий флотский портной. Прекрасная вещь, слово! А мы тут картошку у вас не сварим?
— Сварить бы можно, — сказал Лукояныч, — да только печка с утра топлена, а электричество не работает. Все вызываю монтера, да он у нас человек непьющий...
— Это мы сделаем! — обрадовался Денисов. — А ну-ка! Ведь я до этой чертовой рейки с полосками электриком был. Шестой разряд, слово!
Он прошел в дом впереди старика, краем глаза схватив всю запущенность обстановки, металлическую кровать с панцирной сеткой в углу и Новожилова, еще более низкорослого и плотного, чем Денисов представлял его себе по ориентировке. Новожилов стоял у окна, сунув правую руку в карман. Выражение лица у него было злое и раздраженное, и чувствовалось, что ему стоит много труда сдерживать себя.
— Здорово! — сказал Денисов.
Его интересовала только проводка.
Старый, со рваной обмоткой черный провод свисал со стены почти до кровати.
— Вот это проводочка! Подождите, изоляции притащу и отвертку.
Денисов выскочил из дома и быстро пошел к машине. У теодолита словно и не заметили его маневров. Вернувшись, он увидел маленькую шаткую лесенку, которую откуда-то притащил Лукояныч. Новожилов оставался в той же позе — насквозь фальшивой и вызывающей. Его так и подмывало на безрассудный шаг. Не хватало только привычного импульса. Новожилову нужна была ссора.
— Сначала проверим проводку, — сказал Денисов. Он заметил нетерпение Новожилова и теперь сразу почувствовал себя намного хитрее и спокойнее своего врага.
— Все-таки решили строить интернат? — спросил Лукояныч.
— Наверно, будут, раз нас пригнали.
— Беспокойная работа у вас.
— Зато деньги большие, — неожиданно охотно ввязался в разговор Новожилов, — форма хорошая, проезд бесплатный. Каждый год сапоги — год хромовые, год яловые... Две фуражки.
— Видишь ли, — Денисов пристроился на верхней перекладине лестницы, чуть в стороне от Новожилова и в то же время над ним и над кроватью. — Деньги не то чтобы большие. Так... А форму не дают. Может, раньше давали? Правда, когда на болоте работали, сапоги выдали на сезон. Потом забрали. А кто себе захотел оставить — деньги внес: стоимость минус амортизация. Полевые и командировочные — шиш, мы здесь на ночь не остаемся. Ну, машина у нас своя, проезд бесплатный.
— Это мы знаем, товарищ начальник.
— Вот именно, — не поняв, согласился Лукояныч,— без машины вам нельзя.
— Я и на заводе неплохо зарабатывал, но не то... Дисциплина, мастер, наряды, а здесь — по деревням. Сами себе хозяева, — он подмигнул Лукоянычу. — Ничего, отец, сейчас свет будет и картошка тоже... Вот, скажем, на заводе координатно-расточных станков, в электроцехе, имейте в виду, отец...
Денисов рассказывал не спеша о хорошо знакомой ему жизни электроцеха и чувствовал, как в поведении Новожилова появляются нотки успокоения. Он уселся на кровать поглубже, так, что сетка под ним прогнулась, однако руки из кармана не вынул. Как только Денисов умолкал, Новожилов снова начинал беспокоиться.
— Кроме того, электричество вообще штука опасная...
— Вам за то и деньги платят, чтобы рисковали, — Новожилов сделал легкое движение рукой в кармане, — тут ведь раз — и ваших нет!
— Это верно, — согласился Денисов. Теперь ему было совершенно ясно, что, кроме навязчивых и противоречивых подозрений, у его нетерпеливого, плохо владеющего собой противника ничего нет, и ему, Денисову, следует только продолжать свою игру, не допуская ни одной ошибки. — Дело рисковое, опасное... Мастер как-то говорит: «В лифте темно! Полезай после смены наверх, сменишь трансформатор!» Там трансформаторчик стоял — триста восемьдесят вольт на двенадцать. Сменить — пара пустяков: напряжение отключил, четыре винта отвинтил, новый трансформатор подключил, четыре винта завинтил. Работы всего ничего. А дело было в конце месяца, авральчик. Лифт без конца туда-сюда в работе. Мне бы действительно дождаться конца смены. А я на футбол спешу — «Торпедо» играет. «Сделаю под напряжением!» Залез наверх, трансформатор снял — все хорошо. Стою на резиновой прокладке, держусь только за один выход, не страшно. Ставлю новый трансформатор. Ну, низкий конец сделал, берусь за высокий. Вдруг лифт включили — а я, видно, задумался, что ли? — и щекой к железной стойке прикоснулся. Тут меня и приласкало. Как шибанет! Я через барьер — об стенку... И скорей снова к трансформатору. Как в драке: сначала даже не чувствуешь — ударили, а ты — опять в гущу! Законтачил второй конец, завинтил винты и вниз. Пошел умываться — шея не ворочается. И голова пустая, и на футбол неохота. Старым мастерам рассказал: они меня на кушетку — лежи! Потом в больницу — две недели отвалялся!
Рассказывая, Денисов нашел повреждение в проводке, оно оказалось близ кровати, на которой сидел Новожилов. Привычными, ловкими движениями Денисов зачистил один конец провода, бросил его вниз на спинку кровати и взялся за другой. Новожилов опасливо отодвинулся от шнура, вынул наконец руку из кармана и сел ближе к окну. Теперь он лишь искоса поглядывал на электрика, не упуская из виду топографов, которые все еще возились на лугу. Денисов был целиком поглощен возней со своим электричеством и что-то насвистывал. Потом он выпустил второй конец провода, и тот, упав, запутался в панцирной сетке. Бывший заводской электрик переставил лестницу и перешел к пробкам.
— Да, электрический ток — штука серьезная, — снова заговорил он, — а научно говоря, перемещение электрических зарядов в телах или в вакууме. Ты про электрический стул слыхал?
— Слыхал, — ответил постоялец и зябко передернул плечами. — Сразу насмерть или мучаешься?
«Да он же совсем-совсем темный! — подумал Денисов. — Рассказать кому-нибудь, не поверят!»
Новожилов покосился на почерневшие оголенные провода, лежавшие на кровати, и еще раз отодвинулся, лязгнув сеткой.
— Не двигайся, — сказал вдруг Денисов, сам изумившись странному звучанию своего голоса, — не двигайся, Новожилов, а то поверну сейчас пробку, и будет тебе электрическая кровать!
Рука Денисова застыла на белой фарфоровой пробке. Первым движением Новожилова было сунуть руку в карман за «баярдом». Направленное на него черное дуло было не так страшно — это в его жизни уже случалось. Но рука на белом кружке, на ярком белом кружке, сделанном ив материала, чуждого обычному для Новожилова кругу вещей, оказывала гипнотически-парализующее действие. Он застыл, ожидая неминуемого электрического удара.