Кишлак Шагози прикорнул у подножия гор, совсем близко к басмачам — приходи да грабь, а уйдешь потом в горы — ищи-свищи тебя…
Но старый Шадман держался спокойно, помощи от нас не требовал, да я и не помню случая, чтобы он столкнулся с басмачами. Была здесь какая-то тайна, но такого случая, чтобы он явно навредил нам, тоже известно не было. Так или иначе, когда нам нужно было что-нибудь в Шагози или заезжали сюда, мы всегда обращались к Шадману, и он не отказывал в помощи. Тут вроде все было ясно. А вот то, что он не обращался за поддержкой и с просьбами к милиции, было гораздо интереснее. Я подозревал, что старый Шадман одинаково хорошо ладит и с милицией, и с басмачами: мол, когда ты брал — я не видал. И такое случалось в те дни.
Сегодня он встретил Джуру словами:
— Ничего не мог узнать для тебя, братец. Видно, потерял ты след.
Я понял — Джура просил Шадмана узнать что-нибудь о своей пропавшей жене.
— Говорят, есть в округе два-три старика, которые жили здесь раньше, да как найдешь? Времена неспокойные, сам видишь. Однако постараюсь, постараюсь… Вы по этому делу сюда или как?
— На свадьбу хотим попасть, — ответил Джура.
— Да. — Шадман-охотник покачал головой. — Думаешь, перейдет?
— Поговорим, тогда и увидим.
— Нет, этот не перейдет, не жди. И помощь ему поступает из Оша, силы у него большие… Но вообще-то» конечно, кто знает, кто знает…
Шадман налил нам чаю, мы выпили по пиалушке и поднялись.
— Место все то же? — спросил Джура.
— Да, только будь осторожен. Не дразни его…
Тон, каким сказал эти слова Шадман-охотник, не сулил нам ничего доброго, И правда, куда нас несет? Разве басмачи выпустят живыми?
Джура заметил мое волнение, но ничего не сказал мне, а ответил Шадману:
— Послов не убивают.
Мы выехали из Шагози, и сразу качался подъем. Мелкий холодный дождь, ветер пронизывает насквозь, вершины гор белые от снега — такой запомнил я дорогу на перевал.
Наконец тропинка повела вниз. И тут навстречу нам выехал всадник, при сабле, за плечом винтовка.
— Кто такие?
— Люди Аппанбая, — ответил Джура.
Басмач не понял.
— Не знаю никакого Аппанбая, но лошадь под товарищем твоим — Ураэа.
— Саидхан дал. Проводи к Худайберды.
Басмач, видно, знал, на решиться. Джура заметил его колебания и распорядился властно:
— К земле прирос, да? Чего медлишь? Веди!
Басмач буркнул что-то себе под нос, но все же повернул лошадь и повел нас вниз. В ущелье дорогу нам преградили еще четверо верховых.
— От Саидхана, — сказал им басмач, и они повели нас дальше, в горы.
Я не понимал, почему Джура назвался человеком Аппанбая, почему объявил, что мы от Саидхана. Что еще за Саидхан? Даже обиделся немного-
Потом уже Джура сказал мне, что сердцем чуял — связан Саидхан Мухтаров с басмачами. Он рисковал, конечно, называя это имя, но не ошибся. Единственного, кто мог бы рассказать нам правду — Ураза, — Мухтаров убил. Но если не был он врагом, почему расстрелял людей, сдавшихся в плен, почему не подождал нас?
Когда мы поднялись на второй перевал, ветер разогнал тучи, и видно было, что солнце уже клонится к закату.
Вдали, на равнине, поднимались в разных местах струйки белого дыма. Мы начали спуск, и скоро порыв ветра донес до наших ушей звук бубна. Тех четырех конных, что сопровождали нас, сменили уже другие четверо — постарше, возрастом равные Джуре, и снаряжены были побогаче: хромовые сапоги, чапаны из бекасама, у всех английские винтовки.
Проехали еще километра два, и видны сделались шатры, послышались громкие голоса, смех, долетел запах только что закрытого для упарки плова.
Шатров близко стояло с десяток, а сколько за ними, я не мог сосчитать. Два шатра в центре украшены были особо: на одном ярко-красное полотнище, и поверх наброшено семь-восемь бархатных паранджей; второй шатер белого войлока, покрыт был с одной стороны красным ковром. А вокруг, на траве, еще ковры, войлочные паласы. Дальше, за шатрами, возле ручья, у большого костра собрались люди. Видны большие и малые котлы, и доносятся оттуда дразнящие запахи. Вокруг котлов, напевая, расхаживают повара, полы узорчатых халатов заткнуты за пояс, а на поясах у кого ножи, а у кого и сабля. Мы среди праздничных приготовлений, видно, не привлекали внимания, лишь один из поваров пригляделся и крикнул:
— Смотрите, Ураз! Эй, давай сюда!
— Твой Ураз давно в могиле. Это конь его, — ответил кто-то.