Почему я говорил Уразу, что умерла жена Аппанбая? Помню ее и помню, как умерла, – с неделю всего и похворала. А я уже с тебя вырос, семнадцать минуло. Жена Аппанбая была даже грамотной, хотя и злая очень. Своих детей учила сама, а я слушал и тоже понемногу ума набирался. Так научился читать и писать.
Когда она умерла, бай не взял новую жену, а эта жена на моей памяти была у него единственной, не как у других богатых людей. Стар он был уже – семь десятков минуло. А может, имущество не хотел делить, все детям оставлял. Кто его знает… Помню еще – ходил он, покривившись на левый бок: до смерти любил бай козлодрание, сам раньше участвовал и где‑то в Туркестане упал с лошади, сломал себе несколько ребер… Так и остался он жить один, старый скособоченный бай: новой жены не взял, а после годовщины смерти старой выдал дочь замуж в Фергану, сына женил и отправил в Ташкент, слуги постепенно разбрелись кто куда, и остались в большом байском доме мы с ним вдвоем: я прислуживал ему, а он не выходил на люди и, все книжки читал… Хозяйство свое большое передал сыну.
Однажды утром бай позвал меня и сказал ласковые слова:
«Джурабай, сынок. Отец твой хорошо служил мне, мать тоже. Да будет земля им пухом! И тобой я тоже доволен. – Я испугался, понял так: прогонит сейчас меня бай, а у меня ни дома, ни близких, ни денег, и не выезжал я никуда, кроме как сопровождая своего бая в недалеких поездках… Куда пойду, что есть буду, где голову приклонить смогу? Но, оказалось, ошибся я: речь бай повел о другом. – Вырос ты уже. Сколько ж тебе лет?»
«Семнадцать, бай‑ата».
«Смотри, какой молодец! – обрадовался бай: чем‑то я ему угодил. – Молодец, сынок! В семнадцать я уже был отцом. Теперь и тебя хочу женить. Что скажешь на это?»
Что я мог сказать, привыкший не прекословить баю? Опустил в смущении голову и молчал.
«Я так и знал, что ты согласен! – засмеялся бай. – Ну теперь иди, занимайся своими делами, а я, когда надо будет, распоряжусь».
Через неделю мулла совершил свадебный обряд; лицо жены моей было скрыто под волосяной сеткой – чачваном, и я так и не видел ее, пока мы не остались одни в комнате, выделенной нам баем в своем доме; если бы жена моя вышла из комнаты, я не смог бы отыскать ее среди других женщин.
И вот мы – моя жена и я – сидим, в разных углах и не знаем, о чем говорить.
Я сказал «жена», но на самом деле это был живой дрожащий комок под цветастым платком – ни лица, ни фигуры не разглядеть. Наконец я спросил, от смущения голос мой звучал сердито:
«Как тебя зовут?»
Жена что‑то прошептала, я не расслышал и переспросил, подойдя к ней ближе.
«Ортикбуш…» – Голосок ее звучал нежно, и. я порадовался этому – нежно со мной еще никто никогда не говорил» но тут же, сообразив, что именно означает ее имя («ортик» значило «лишнее»), спросил брезгливо:
«Почему так назвали? Что на тебе – нарост какой‑нибудь?»
Жена задрожала в испуге и склонила голову, что означало «да».
«Покажи», – сказал я и легонько толкнул ее в плечо.
Жена выпростала из‑под платка руку, и я стал разглядывать: смуглая, на запястье тонкий серебристый браслет, а у мизинца я увидел маленький бугорок – нарост величиной с фасоль. Я успокоился.
«Это, да?»
Жена закивала головой.
«А я уж подумал, что у тебя два носа! – засмеялся я облегченно и несильно потянул за платок: – Сними, посмотрю на тебя».
«Нет, нет!» – быстро и испуганно прошептала Ортик‑ буш и еще туже завернулась в платок, и руку убрала.
«Что ж ты делаешь? – удивился я. – Боишься? Бояться чужих надо, а я ведь муж твой, Джура меня зовут».
ад… я знаю… Только… вы бросите меня», – жалобно ответила Ортик и всхлипнула.
«Ты что, сумасшедшая, да? Почему так думаешь? Й я же не байский сын, чтоб иметь четырех жен…»
«Вы не знаете обо мне… Бай‑ата не сказал вам… Он в хадж собирается, и вас с собой берет…»
Новость ошеломила меня. В хадж – значит в Мекку? Бай‑ата собрался поклониться святым местам? Такая поездка могла растянуться на годы, это я понимал. И почему бай иичего не сказал мне, а Ортик знает? Но задумываться над этим я не стал, а решив, что особенного худа от такого путешествия произойти не может, наоборот, это счастье выпало мне – посетить святые места, носить потом зеленую чалму и пользоваться уважением и почетом среди людей, – начал успокаивать жену:
«Ну и что ж такого? Отправлюсь в хадж с баем‑ата, с ним и вернусь, не пропаду. Ты что – боишься, что не дождешься меня?»